С этой точки открывается потрясающий вид на уже давно загнивающий город. Невольно поджимаю губы и морщу нос, втягивая в легкие затхлый воздух из приоткрытого окна. Закрываю глаза и чуть опускаю плечи, позволяя себе маленькую слабость. Я буквально кожей ощущаю страдание, боль, смерть - ничего не меняется из мира в мир. Этот мир находится на грани - и кто-то должен принять жесткое решение. Если этого не может сделать моя мужская версия этого мира - это сделаю я. Он считает, что его история трагична, вот только он никогда не был женщиной в мире, которым правят мужчины. Я укрепила свое положение в обществе кровью. Мне слишком рано пришлось повзрослеть. К сожалению, во всех смыслах. И взять в руки бразды правления семейным бизнесом.

Сложнее всего было бороться с "партнерами" отца, которые полагали, что девушка не справится с активами такой огромной корпорации, как Wayne ent. - мне очень понравилось затыкать их, а после и вовсе выкупать их долю. Мне принадлежал не только контрольный пакет акций, я была практически единоличной их владелицей. И не потеряла ни миллиона. Лишь выработанная годами выдержка помогала мне сохранить лицо, когда они приползали ко мне буквально на коленях. И я великодушно продавала им акции - увеличив цену в десять раз, приумножая свое состояние. Моя внешность всегда играла мне на руку - благодаря отцу же я получила отличное образование: меня обманывать - себе дороже. Зачастую, в самом прямом из смыслов. У семьи Уэйн всегда были лучшие юристы и адвокаты. А я варилась в этом "котле" с сознательного возраста. Никто не смеет переходить мне дорогу.

И с годами я лишь совершенствовала свои навыки. Сначала научилась без промаха стрелять и, соответственно, не расставалась с револьвером, потому что воспоминания о той роковой ночи не отпускали меня ни на минуту - я больше никому не позволю застать себя врасплох. Именно поэтому я стала ходить и на курсы восточных единоборств, выбрав наиболее близкое мне, которое ко всему прочему тренировало еще и скорость реакции. Но и этого мне оказалось мало - мое тело было несовершенным. Роль жертвы никогда меня не устраивала. И на помощь мне пришел искусственный интеллект, заранее запрограммированный, и образцы крови, добытые незаконно. Общество обязательно осудило бы меня, вот только мне плевать. Я сделала свой выбор.

Мой оглушающий крик глушился специальными экранами. Большую часть шрамов скрывала одежда. Первая треть экспериментов провалилась - мой организм отторгал чужую ДНК. При этом я не могла забросить свои обязанности защитницы Готэма. Так больно мне не было с момента смерти Сильвестра. Нельзя позволить моим врагам расслабиться. Только не сейчас. Мой город должен жить, раз уж я внутри умерла. Вот только все мои усилия оказались напрасны. Да, я убила короля атлантийцев, но в отместку они затопили мой город. Словно это не они изначально бросили мне вызов. Я больше не могла оставаться в тени. Они еще пожалеют, что бросили мне вызов. Не составило труда создать новую броню и новое имя. Бэтмен - этим миром все еще правят мужчины, позволю им такую иллюзию. Я взяла под контроль камеры наружного видеонаблюдения и также частоту, на которой общаются полицейские - я опережала их, как минимум, на три шага. Я стала карающим мечом Готэма, пока однажды не пришли Атлантийцы.

Я плохо помню последующие недели. Наиболее четким воспоминанием является смех. Оглушающий заразительный смех. И мой бэт-сигнал. Убийственная ирония, учитывая, что Джокер давным давно кормит собой рыб. Но тем не менее, я явилась. И ни капли не пожалела. Он/Я слаб. Это даже слишком просто. Но теперь игра приобретает оттенок личного. Я ухожу в тень, не позволяя никому отследить меня, разослав шпионов во все уголки этого мира. И пусть фигура морского царя меня заинтересовала, я не позволяю себе отвлекаться, пока картина полностью не будет у меня перед глазами. Почему именно этот мир оказался "главным"? Я не могу найти ответа.

Мой план был идеальным. Созданные мной "чудовища" знали свои роли и должны были лишь идеально их сыграть. К сожалению, не все справились с поставленной задачей. Мое сердце сжимается от одной только мысли, что я должна избавиться от одного из них. Лев подставил под удар всю операцию, провалился, попал под радар спецслужб - для меня он стал отыгранной картой. У меня просто нет выбора, я должна от него избавиться. Вот только проблема в том, что я не могу убить свое создание, просто не могу.

- Здравствуй, Химера, отлично выглядишь, - не сдерживаю самодовольной усмешки, окидывая фигуру девушки медленным оценивающим взглядом. Вот она, мое идеальное творение, моя идеальная Ева, в ней нет изъянов или недостатков, она создана по моему образу и подобию. Она не подведет. Она лучшее из моих созданий, самая идеальная и незаменимая.

- Ты знаешь, зачем ты здесь, - не спрашиваю, просто констатирую факт. Провал Немейского Льва оказался слишком громким, он ударил по всем нам, его несдержанность сыграла против него. И пусть они всего лишь возрожденные зомби, каким-то неведомым для меня образом, они сохранили привязанность и преданность прежним родственным узам. Судьба Льва уже была решена, мне было любопытно, что сейчас преобладает в Химере - преданность мне или память прошлой жизни. Как она поведет себя? Поворачиваюсь к своему отражению, искренне улыбаясь, она опасна, но я ее не боюсь - в ее генетический код встроена преданность мне. Она скорее умрет, чем убьет меня. Подхожу к столику, на котором уже стоит бутылка вина, даже не поднимая на нее взгляд. Беру в руки бутылку и делаю вид, что читаю этикетку, после насмешливо киваю и разливаю кроваво-красную жидкость по бокалам.

- Угощайся, - киваю в сторону бокала, а после вновь отхожу к панорамному окну в своем пентхаухсе, без страха подставляя ей спину. На губах замирает мягкая улыбка, когда я делаю первый глоток, на мгновение прикрывая глаза, перекатывая на языке терпкий вкус вина.

Это будет интересно.

С громким стоном_скрипом двигается годами застывший металл, нарушив удушающую тишину помещения. Детали от механизмов, призванных уничтожить человечество. Другие опасные артефакты, которые организация собирала в течение долгого времени. Бог знает, что еще хранилось в подземельях, в самом сердце ГИДРы. Каждая вещь в этом помещении потенциально опасна и важна. Но, пожалуй, важнее всего скипетр Локи — бога, прибывшего из далекого мира. Близнецам рассказывали о нем истории, про вторжение в Нью-Йорк и то, как могучие Мстители опять спасли положение. Именно этот артефакт и подарил Максимовым невероятной мощи силу, дал смысл жить дальше. Ими двигала месть, малейший шанс уничтожить того, кто уничтожил их жизни. Возможно, именно поэтому только они и выжили среди всех добровольцев. И разве могла ведьма сейчас удержаться от возможности проникнуть в голову к Железному человеку. И она увидела там именно то, что ожидала, она увидела там разрушение. Ванда не ошибается. Это не предрассудки напуганного ребенка. Он несет смерть. И он ответит за все свои грехи. Никто из них не мог предвидеть то, на что она способна. С пальцев срывается алый туман, проникающий в голову к мужчине. Девушка видит его насквозь, каждый момент его жизни, каждое принятое им решение. Она подталкивает его в нужном направлении, обостряет все его страхи, обнажает их. Она показывает ему будущее. Тони видит именно то, к чему движется. Ванда движением руки останавливает Пьетро, как только чувствует его приближение, внимательно наблюдая, вслушиваясь в мысли Тони Старка, человека, уничтожившего их жизнь, убившего их родителей. Она знает, видит больше, чем может представить любой человек на этой земле. Паззл наконец-то складывается в полноценную картинку. Дать им то, что они хотят сейчас, чтобы потом они сами разрушили себя. На губах непроизвольно появляется широкая улыбка. Тяжелое дыхание брата щекочет ей шею. Пьетро раздражается, он не понимает, но сестра чуть позже объяснит ему все. Да, им не нужно стараться, он самостоятельно себя уничтожит. Ведьма лишь показала Тони его будущее. Он несет с собой лишь смерть. И это то, чего ему никогда не исправить. Он убийца, и должен ответить за это.
Тони Старк поступает так, как считает правильным. Вот только именно это приведет Мстителей, и весь мир, к полному краху. Максимова откроет им на это глаза. Все должно в итоге встать на свои места. Она уже знает, как должна действовать.
Но сейчас им пора бежать, пока Мстители празднуют свою мнимую победу. Они еще нужны в другом месте.

Первый раз Ванда ошиблась, когда они доверились Альтрону. Но его слова были такими правильными, он говорил именно то, что они хотели услышать. Обещал помочь им. Его план был прост. Сначала достать какой-то редкий металл, а на самом деле основной целью они ставили именно уничтожение команды, которая обязательно явится, чтобы нести добро и справедливость. Свои добро и справедливость. Они четко следовали указаниям Альтрона, Ванде удалось вывести из строя всю команду. Все, кроме одного, попали под ее влияние. Она могла собой гордиться. Вот только отчего-то на душе было погано. Знать чужие секреты очень утомительно. Она не испытывала радости, не делала это ради удовольствия, причиняя боль другим, просто выполняла свою работу. На войне есть своя сторона и чужая, союзники и враги. Третьего не дано. И жертвы необходимы. О принятом ей решении Ванда пожалеет позже. Пока же они, как послушные марионетки, следуют за Альтроном. Он проникает в лабораторию Хелен Чо и с помощью скипетра Локи подчиняет себе женщину. Альтрон хочет создать себе новую, более совершенную, оболочку. И именно в этот момент его истинные мысли и помыслы открываются для Ванды. Она видит, чего добивается робот. Уничтожения всей человеческой расы, а не только Мстителей и Тони Старка. Их пути расходятся. Близнецы оказываются одни в незнакомом городе, даже больше, незнакомой стране, растерянные, не знающие, что делать и куда идти дальше. Пьетро украл для сестры яблоко, когда они увидели в новостях, что происходит по их вине. Взгляд глаза в глаза, молчаливый диалог. Что тут было думать? Это их долг. Они нашли без труда его цель, Везде, где бы не появлялись Мстители, их сопровождали разрушения. Но сейчас они были наименьшей из зол. И пока Пьетро убирал с дороги невинных людей, его сестра пыталась остановить поезд. Даже ее сил оказалось недостаточно, чтобы сделать это моментально. Инерция набравшего полную скорость состава оказалось не так просто преодолеть, но все же, она смогла. Десятки жизней были спасены. И это очень приятное чувство, стоит признать.
И хотя Капитан Америка олицетворял собой все, что там сильно ненавидели и с чем боролись близнецы, именно он из всех членов команды Мстителей, согласился дать им второй шанс. Доказать, что в принципе они не злые. Да, отчаявшиеся. Да, они выбрали не ту сторону, и то лишь потому, что Альтрон им лгал, притворялся, что он на их стороне. Что он преследует те же цели. Уничтожить Мстителей, дать возможность отомстить Старку. О, как же сильно брат и сестра этого желали. Но когда он показал свое истинное лицо, когда Ванда увидела то, чем станет его создание, его видение, они решили, что должны остановить робота любой ценой. В конце концов, ведь именно Максимова стала тем триггером, благодаря которому Тони Старк создал его. 
И именно Стиву Роджерсу, из всех, Ванда доверяла больше всех. Она видела сущности других, и даже могучий Тор, лучшее дитя Асгарда, в итоге оказался не тем героем, всего лишь еще одним сомневающимся в том, что они делают. Они прогнили до самых костей, а Ведьма просто показала им правду. К Стиву же испытывать ненависть не получалось. Ванда знала, что Капитан на самом деле похож на них гораздо больше, чем на своих друзей. Он тоже добровольно отдал себя науке, чтобы защитить свою страну, а в итоге потерял все, чем дорожил. Звучит похоже, правда? Возможно, поэтому он и доверился им, увидел у них в глазах то, что нашло отражение в его душе. Что-то сжалось в груди у Ведьмы, когда она вспомнила, через что заставила его пройти. Может быть совесть или жалость, но Стив старался поступать правильно, защищать людей любой ценой. В этом было его главное отличие от Старка. Роджерс ценил человеческую жизнь. И его понятие всеобщего блага сильно отличалось от понятий Железного Человека. Плюс одно очко Капитану.
Он приводит их в Башню Мстителей, к сосуду, который содержит самое мощное оружие в мире. И создание которого почти завершено.
Она не ожидает, что их примут с распростертыми объятиями, и если честно, очень сильно удивится, если все будет гладко. У Мстителей есть полное право ненавидеть близнецов и даже презирать их, но сейчас речь идет о существовании целой расы. Ванда готова наступить на горло своей гордости и сотрудничать с ними. Но они не готовы. Их ненависть столь ярка и сильна, что причиняет практически физическую боль телепату. Девушка чуть крепче сжимает пальцы брата, ощущая его поддержку и поддержку Капитана Америка.
— А кто ведает? Может быть она? — голос Брюса Бэннера, самого настоящего монстра в шкуре человека, который притворяется хорошим, буквально сочится ядом. Пьетро за ее спиной напрягается, но остается на месте. Брат всегда стремился ее защищать, но сейчас она заслужила это. И не собирается прятаться за его спиной.
— Я знаю, ты злишься... но оно угрожает всему человечеству, — Ванда решается и делает шаг вперед, ее плечи расправлены, а на лице искреннее сожаление, Максимова кивает на колыбель, охраняющую сон будущего тела Альтрона, — Мы хотим помочь. Мы можем помочь, — голосу звучит уверенно, как никогда. Оно должно быть уничтожено. Немедленно.

Голова гудит, левое плечо отдает неприятной, но не слишком сильной болью – похоже, на него пришелся удар. Последнее, что помнит Эми, это как такси, которое должно было доставить её в аэропорт, въезжает на мост, а после – крики, визг тормозов и удар, от которого девушку (а ведь не зря водитель просил пристегнуться!) отбрасывает в сторону, и она ненадолго теряет сознание, ударяясь о дверь. И когда Эми приходит в себя, первое, что она видит – тело водителя такси. Она еще не знает, что он мертв, и осторожно трясет его за плечо, надеясь привести мужчину в чувство.
-О Боже, - выдыхает она, когда голова таксиста безвольно наклоняется в сторону и в отражении зеркала заднего вида Понд замечает, что левая половина тела мужчины полностью в крови. Дрожащими руками девушка проверяет пульс на шее – его нет. Ему уже не помочь.
Перегнувшись через тело мужчины, Эми нажимает на кнопку открытия задних дверей – черт бы побрал эту автоматическую блокировку. Когда раздается характерный щелчок, Эми тут же выбирается наружу, где творился полный хаос: брошенные машины, некоторые из которых перевернуты, снующие туда-сюда люди, явно находящиеся в состоянии паники, а в небе зияла огромная устрашающая дыра, из которой в режиме нон-стоп вылетали странные существа. Девушка делает несколько шагов вперед, спотыкаясь о какие-то железки и брошенные впопыхах вещи: какие-то пакеты, сумки, и замирает, не понимая, что происходит – ведь недавно она садилась в такси, которое должно было отвезти её в аэропорт, и все было нормально. Когда это успело произойти?
В прошлый раз, когда Амелия уезжала из Америки, она, к собственной неудаче, попала на один рейс с мужчиной, задумавшим уронить самолет с высоты несколько тысяч метров на морское дно. Каким-то чудом Понд удалось предотвратить крушение, но события того дня до сих пор как в тумане, лишь периодически какие-то отрывки всплывают в памяти. Может быть, стоит распрощаться с навязчивой идеей посещать Америку так часто? А может, Судьба ей на что-то намекает?
В тот раз её и еще сотню людей спасло лишь чудо. Поможет ли оно ей теперь?
-Помогите! Она ранена! – Из оцепенения Амелию вырывает мужской голос, и она тут же начинает оглядываться в поисках кричавшего. Им оказался мужчина лет сорока на вид (хотя какое это имеет значение?), прижимающий какую-то тряпку к ноге девушки, сидящей у перевернутого на бок пикапа.
Тогда Эми и понимает – несмотря на то, что ни Доктора, способного решить буквально любую проблему, ни ТАРДИС, перемещение на которой в прошлое могло если не предотвратить все это, то хотя бы спасти всех невинных людей, ни даже Ривер или Рори нет рядом, она может помочь этим людям. Может.
-Стойте! – Тормозит она паренька, в панике мечущегося от одной машины к другой, то ли ища кого-то, то ли просто от безысходности. В двух словах девушка объясняет парню, что этим людям требуется помощь, и тот, слишком часто кивая, соглашается и помогает увести раненую девушку с моста.
Через какое-то время она будет трястись, запоздало испытывая чувство страха, но сейчас она помогает напуганным людям, словно бы сама хоть немного понимает причины происходящего. Амелия уверенным голосом велит им уходить с моста, указывает в сторону виднеющихся вдалеке полицейских машин, надеясь, что офицеры действительно там и готовы помочь простым людям.
Теперь-то она замечает мужчину, сражающегося с теми странными штуками, вторгнувшимися в Вашингтон. Этот человек раскидывал жестяных противников в разные стороны, словно бы щит в его руках был мячом для боулинга, а они – кеглями, и Эми непременно бы засмотрелась на сие зрелище, если бы не раздался жуткий и слишком громкий звук, явно не сулящий ничего хорошего.
Она оборачивается, и видит, как в сторону моста несется огромное длинное нечто, выглядящее как червяк в доспехах – что, безусловно, повеселило бы Эми в любой другой ситуации. Сейчас же девушка оглядывает мост, понимая, что людей осталось еще слишком много – всем не спастись, и тут она замечает, как тот мужчина с щитом помогает эвакуироваться оставшимся на мосту людям, что-то крича им, в то время как нечто из космоса подплывает все ближе и ближе к мосту: вот с треском рвутся тросы, удерживающие мост, вот обрушается бетон и многочисленные автомобили один за другим скатываются в образовавшуюся пропасть и находят свой покой на дне морском, а вот одна из машин, помешавшая проложенному червячком маршруту, отлетает в сторону, и Эми чудом не приминает под собой железяка, весящая как минимум три с половиной тонны.
Как бы велико ни было желание остаться в этом укромном уголке между упавшим кверху пузом минивэном и перилами моста, отделяющими проезжую часть от тротуара, Эми понимала, что оставаться на мосту слишком опасно, тем более, когда огромный червяк ползет (плывет? летит?) на мост. А не с целью ли полакомиться свежим человеческим мясом? – мысленно содрогается она и спешит скорее выбраться в безопасное место – если такое, конечно, осталось в городе. И стоило ей выбраться из-под завала, как твердая земля под ней проваливается, и Эми с криком падает вниз.
Кричать, как и падать, пришлось недолго. Тот самый мужчина, отважно рубящий врагов, ловит её, не давая упасть вниз и проверить температуру водички. Прикрывая глаза и делая вдох, она цепляется за мужчину так крепко, как только может – Эми понимает, что опоздай он на пару секунд, она бы сейчас плескалась в холодной воде или её придавило бы тяжеленой машиной, вместе с которой она и пошла бы на дно.
-С меня бутылка пива, - говорит мужчина, и Амелия сначала думает, что он обращается к ней и уже собирается возмутиться как в такой ситуации вообще можно думать о пиве, как замечает крохотный наушник у него в ухе. Значит, он здесь не один? Значит, есть кому защитить всех этих людей? – Стивен Роджерс, очень рад познакомиться. – А теперь это явно обращено к ней.
-Эми Понд, - представляется она, когда мужчина – Стивен – вытаскивает её наружу и ставит на твердую землю, не планирующую осыпаться у неё под ногами. – Спасибо больше, Стивен.
Что же, удача сегодня, определенно, на её стороне.

***
Три дня спустя Эми чувствует себя гораздо лучше: плечо, которым она неудачно ударилась в машине и за которое её поймал Стивен, уже практически не болело, а мысли, похоже, даже не стоит приводить в порядок – все само каким-то чудесным образом расползлось по полочкам, а репортажи, показанные по новостным каналам раз, наверное, двести, подвели окончательную черту. Все хорошо, что хорошо кончается?

Доктор в очередной раз не дает ей скучать, неожиданно врываясь в её жизнь и утаскивая на очередную авантюру – а как еще назвать все их путешествия, заканчивающиеся чем-то непредсказуемым и, разумеется, опасным? И вопреки всем законам логики, Доктор решает отправиться в, кто бы мог подумать, Америку! И стоило ТАРДИС приземлиться, как мужчина выбегает из машины времени, попросив Эми остаться на пару минут внутри и подождать его – якобы, он ненадолго.
Проходит пять минут, десять, пятнадцать, а Доктор все никак не возвращается, и тогда Понд (а когда она четко следовала плану? да и плана же, как такового, нет, верно?) приоткрывает дверь и выглядывает наружу. Все как обычно: небоскребы, вечно спешащие куда-то люди, многочисленные желтые такси, одно из которых так и не довезло Эми до аэропорта. Она оглядывает взглядом небольшую площадь, на которую Доктор приземлил ТАРДИС, и тут её взгляд зацепляется за мужчину.
Не может быть! С первого раза Амелия его и не узнала, но это явно был тот самый Стивен Роджерс, не давший ей искупаться в холодной воде пару дней назад. Проверив в кармане наличие ключа от машины времени, Понд уверенным шагом направляется к мужчине:
-Стивен Роджерс? Нелегко узнать Вас не в той странной одежде. И без щита.
Интересно, а запомнил ли он девушку, которую спас пару дней назад?

— ICE NINE KILLS — FREAK FLAG —
Однажды отец продал свою дочь; и король бы убил её, и король бы сделал с ней страшное — так всё и было, пока не пришёл он.

Отдалённые звуки сирен, тихий шум вентилятора — она лежит на постели в том, в чём и пришла — он рассматривает прикроватную тумбу с остатками завтрака: крепкий кофе без молока и упаковка кремовых пирожных-ассорти.

Он знает, он пробовал — ему нравятся те, что белые.

Чёрно-лунно-золотой мир — из её окна так хорошо видно Кассипею.

Созвездие-дева, привязанная к стулу, нет, всё же зубы позабытого бога — младые блеют, дети предчувствуют пиршество — он давно задолжал их матери.

Быть может — и монетка (жалкий пенни) делает полный оборот — быть может сегодня у него получиться; с улыбкой на ноющих губах, с искрами в тлеющих глазах он рассчитается с долгом.

Монетка между пальцев, монетка в ладони, монетка в кармане; этой дождливой ночью Петра просыпается первой.

Под подушкой она прячет ствол — подарок и напутствие хорошего-плохого копа Бобби — он знает о них всё; к сорокам четырём годам (уже через год) у него обнаружат рак, он не выживет — Петра будет думать о нём всё реже.

Ведь всё её мысли только о Уилле — детская любовь, какая она на вкус?— и о странном человеке в свитере, о человеке с улыбкой чеширского кота, в которого она выстрелила дважды; два выстрела — и оба на поражение.

Две дырки в кашемире — весна нынче запаздывает.

Звук возводимого курка кажется громче пушечной канонады; Петра напугана и растрепана — малышка-коп, играющая роль наёмного убийцы — тёмные волосы заплетены в небрежную косу, будто набегу.

Он всматривается, он усмехается —  пистолет она опускает совсем неуверенно.

— Как ты… как ты здесь оказался? — вполне понятный вопрос; ключей у него нет, по правде говоря, нет ничего, кроме пенни и серебряной зажигалки в кармане — но вот он здесь, в захолустье Треугольника, в съёмной квартире на десятом этаже. Обои почти обтёрлись, местами слезли, и всё же…

Он знает, что на фоне этих обоев она убила своего отца.

Он знает о ней всё; знать — это его работа.

— Ты забыла запереть окно. — говорит он честно, открыто; стоит себе у подоконника в кашемировом свитере с двумя пулевыми отверстиями  и лукаво так, с прищуром посматривает то на на неё, то на гнилую Луну за окном — червивую, склизкую, точно шляпку старого гриба.

Она больше не выглядит удивлённой — она напугана до дрожащих губ.

— Что ты такое? — когда он приближается, стройный, поджарый, в чёрном кашемире на голое тело, она в ужасе отстраняется; он придвигает стул и садится совсем рядом с кроватью — ноги раздвинуты чуть шире чем она привыкла.

Странно, что она не спросила об этом раньше.

Он улыбается — маняще, почти снисходительно — её дыхание учащается.

— Я предпочитаю считать себя личностью. Впрочем, валяй… — он откидывается на спинку стула и вздыхает, тихо, но с придыханием; он знает как сейчас выглядит в её глазах: — … я не обижаюсь. Сборщики урожая редко обзаводятся толпой почитателей.

Она молчит, рассматривает его так долго, что любому — но не ему — стало бы не по себе.

Симпатичная, ещё совсем юная; если бы не работа, если бы она не была его долгожданным, очередным вложением, быть может…

Янтарные, с отблесками пламени, глаза бизнесмена и серовато-напуганные глаза кошки, угодивший в добровольный капкан.

— Кастилло убьёт Уилла? — она не ждёт его ответа, ответ давно лежит на поверхности; монетка в его руках снова переворачивается и падает в раскрытую ладонь.

Мгновение — и её пальцы, длинные, дрожащие, изящные, обхватывают его запястье.

Монетка в кулаке, монетка под замком — подумать только, она первая, кто не побоялась к нему прикоснуться.

— Петра, я не спасаю людей. Ни от Кровавого Торгаша, ни от призраков собственного прошлого… — он помнит, он видел, словно был там; как раз за разом (сколько их было?) она вонзала в тело своего опекуна нож — он визжал как свинья с пакетом дури в руке; как схватила рюкзак и убежала прочь, оставив всё — даже первую любовь. Как слонялась по улицам, как скручивала колёса и питалась остатками с чужих столов.

А теперь она здесь — молит его спасти того самого мальчишку, которого однажды уже бросила.

Она готова на всё; следующим утром он вновь и вновь убьёт для неё — и сейчас, сидя на этом засаленном стуле, переплетая их пальцы, их сделку он почти чувствую вырванной сердце из чужой груди.

— Но на Румпельштильцхена ты тоже не похож. — он в тысячу раз хуже; её взгляд полон несбыточных надежд: на счастливое будущее, она Уилла — он думает, сказать ли ей, что у них родится девочка? Нет, не нужно — она уже знает, что у этой сказки не может быть счастливого конца.

Злой карлик не спасает принцесс добра ради.

Она забудет, она его обязательно забудет; он уверенно встаёт, он высвобождается и направляется к открытому окну — она должна забыть его, чтобы жить дальше.

— На что ты готова пойти, чтобы спасти Уилла? — у самого окна он останавливается; улыбка уже не кажется такой довольной — он почти печален, почти уверен в том, что это конец. Кастилло умрёт, сгорит и Феретти — через год он вновь сядет на засаленный, пусть и другой стул. Через год он вновь посмотрит в эти глаза, в эти прекрасные серые глаза полные от слёз.

Он знает, что даже на последнем месяце беременности она не будет тучной.

— На всё. Я дам тебе всё, что ты захочешь. — без страха, без упрёка; другого он и не ожидал.

Он примирительно прикроет глаза и вздохнёт — кончики губ чуть тронет усмешка; нечеловеческая, совсем не добрая. То, что связало их — сильнее любого желания.

«Кастилло за тебя ещё отсыплет»

Каждая сделка — это поцелуй; как штамп, как его личная подпись — через год он стоит перед крошечным деревенским домиком. Солнечные очки на голове, тёмные брюки, тёмная рубашка — работа у него такая, хмурая.

Совсем невесёлая.

Эти моменты он ненавидит поболее других: тихий стук в дверь, переступит с ноги на ногу, задумчиво осмотрит небольшой садик — Уилл откроет в тот самый момент, когда он почти проникся этим местом.

Всего лишь Сборщик долгов, не_карлик-Румпельштильцхен.

Глазка у них нет — что попишешь, семья совсем молодая — при виде его фигуры Уилл не может сдержать ужаса. Оступится, перекрестится; салатник падает из его рук и разбивается на крупные осколки. Он не винит его, нет, ни капельки — его и правда стоит бояться.

Ненавидеть его кажется таким правильным, таким… человечным.

— Время пришло. — он бы улыбнулся, он бы протянул руку — привет Уилл, отлично выглядишь! — но он в этом бизнесе уже не первый год; никто не любит коллекторов, никто не рад их возвращению — особенно если ему не нужды деньги.

Он здесь за её душой.

Петра, моя милая Петра.

Они оставили всё: отбросили сожалению, выкинули пистолеты и наслаждались друг другом, только друг другом — какого это? Он не знает, он никогда не был по-настоящему счастлив; когда Уилл приглашает его на кухню — предлагает виски, и он улыбается, и он соглашается — Петра ещё не вернулась с рынка.

Всё это лишь фальшь — делая первый янтарный глоток он видит, что сомнений, что надежд в глазах будущего отца не осталось. Лишь решимость, лишь застывшая маска их страха и боли.

Открытая дверь — бутылка молока разбивается вдребезги; он смотрит, как белая жидкость растекается по деревянному полу — её жизнь разрушена — этот день изменит всё.

Нет, не этот, моя милая Петра — ты всё решила ещё год назад.

— Пожалуйста… — ему почти больно, ему почти грустно; он качает головой, заставляя её схватиться за живот и умолкнуть — Уилл ещё не знает, что она ждёт ребёнка.

Но он знает всё.

— Мне жаль, Петра, но такие долги не прощаются. — чистая правда; ему совсем не нравится эта работа, но он должен, он обязан играть эту гнусную роль — демон перекрёстков, чудовище и монстр, исполнитель желаний.

Младые всё ещё блеют — в углах, на магистралях его изуродованного, его мёртвого подсознания.

Уилл просит всего минутку — высокий и худощавый парень с добрыми глазами; уже в дверях он наблюдает, как нежно он целует её губы, как стирает её слёзы — в такие моменты он не понимает, в такие моменты он по-настоящему завидует — печаль давит горло, очки сдавливают виски.

— … Всё будет хорошо, милая, я обещаю. — так больно дышать, странные мысли, словно черви, роятся в моей голове. Воспоминания?

—… Ты — единственный, кого я любила и всегда буду любить. — его прошибает озноб, эти слова ничего не значат — он не помнит ничего, не может вспомнить, как бы не хотел; но как же знакомо… как же, чёрт возьми, больно дышать.

Они плачут, мы плачем — мир разбивается вдребезги.

Уилл стоит рядом с ним, тянет руку к входной двери; принцесса видит, принцесса понимает, что произошло — она кричит, но ноги словно прилипли к полу.

Добровольная жертва, его последняя жертва.

Грустный конец в этой несчастливой сказке.

Румпельштильцхен победил, он всегда побеждает.

Он выходит — весь в чёрном, очки вновь скроют глаза; прощай, моя милая Петра, прощай и ты, малышка — будущее расплывчато и непостоянно — ты назовёшь её Сюзанна или Эбигейл? Выходя, даже он этого не знает — Уилл решительно шагнёт за ним следом.

— Нет, Уилл! — она побежит, она с силой распахнёт дверь; жаль, никого уже не будет.

Только крошечный садик и подъездная дорога — ни следов, ни голосов, ни души.

И никого, кого можно оплакать.

— FAUN — HORST DU DIE TROMMELN —

«…» Капли воды, что слёзы — я помню, как его руки немного дрожали; он — всего лишь солдат, всего лишь не съеденный временем мертвец, забытый бог, не знающий слов любви; быть может, в последний раз его губы касаются влажных щёк и стирают капли, что слёзы.

Я помню их, вспоминаю всё чаще — быть может сегодня мы видимся в последний раз.

Ты слышишь, дверь вот-вот захлопнется — и не останется ни души.

Он вытирает кожу насухо, растирает мои плечи махровым полотенцем — белый на бежевом фарфоре — а я не могу оторвать глаз, не могу не поцеловать, не замереть на мысочках — даже косточки на ключицах разукрашены синим.

Всё скоро закончится — огонь однажды догорит, солнце однажды погаснет.

Синяки на бёдрах ещё болят — отпечатки его пальцев — я вспоминаю, как была принцессой, как была душой полыни и ряски, Зелёной феей — прекрасной Банши, королевой и богиней старого сердца друида; я был богом, я была богиней.

Повертеться перед зеркалом, улыбнуться самой себе — он коснётся тёмных пятен на коже, сотрёт их нежно — точно чернильные следы. Я вздохну — так сильно затянет корсет, он вздохнёт — так нежно я застегну пуговицы его рубашки.

Ритм-секция наших душ.

Штыки на плечах, куртка-косуха — рыжие кудри и то знакомое, искажённое от ярости лицо — одно заклинание перед её появлением в кафе, один волосок в моих руках. В гневе я страшнее и коварнее всех ведьм. Три пузырька, наполненные травами — я высыпаю их в себя целиком, съедаю и её волосы; рыжие, кудрявые, настоящие.

Трижды произношу ненавистное имя, трижды прикасаюсь к волосам, к собственным губам — ты будешь моим, только моим.

Я — это она; богиня охоты, богиня клубничного смузи; я — сама Флидас.

В чёрной коже и платье в пол; декольте такое глубоко, что кончается у самого пупка.

Быть может, это и привлекло гостей, как привлекло ошарашенного водителя — бриллиантовая серёжка тускло поблёскивает в ноздре.

Подчинения мне недостаточно.

Он ведёт меня под руку — пусть я и она, пусть и должна вызывать лишь ярость — я улыбаюсь, чуть лукаво; праздник в самом разгаре. Клятвы отданы, жених и невеста, нет, вновь муж и жена встречают почти ошалело — в лесу, специально очищенном перед праздником, никто не рад нас видеть.

Браслет призывно поблёскивает на моей руке.

Невидимый меч спрятан за спиной; кельтская магия, ничего большего.

Идунн кажется растерянной; я одна украшена как цветок смерти — рыжий на чёрном.

— Веди себя как можно более неестественно. Они должны поверить, что ты под заклятьем и не причастен к тому, что случится. — что обязательно случится, ты знаешь; я готова на всё, костьми лечь, но заставить его заплатить; странно, но Хеймдалля нигде не видно.

Я говорю тихо, лукаво улыбаюсь; ещё немного, и Скади поймёт, чью роль я играю.

Мне нужно найти Хеймдалля, я должна его найти прежде, чем случится непоправимое — от съеденных трав, от переизбытка заклинаний меня мутит — плохой знак.

— Ты его видишь? — нельзя его упустить, я нервничаю; меч неприятно оттягивает спину под курткой; меня бесит взгляд, с которым Браги рассматривает меня, нет, моё декольте.

Соски едва прикрыты — куртка в штыках распахнута настежь.

Эхо желаний и удовлетворения; от него чуть пахнет водкой и медовым, подгоревшим тостом — моим запахом; я чувствую оттенок гвоздики и полыни, сухой вечноцвет навевает тяжёлые, но совсем свежие воспоминания — Браги, как заворожённый, всё ещё рассматривает нас.

— Кажется я знаю, на кого сегодня будет передёргивать наш старый-добрый идиот Браги. — усмешка, не больше; я проводу рукой по его груди, я улыбаюсь; всё правильно, всё так как и должно быть. Пусть и в последний раз, пусть всё брошено на кон — голоса из леса взывают ко мне.

Я осматриваюсь в последний раз; два чёрные тени среди празднества.

— Красный идёт тебе куда больше, чем ты думаешь. — я лукаво улыбаюсь и переплетаю наши пальцы, Скади, кажется, постоянно отвлекается на наши фигуры (или на тёмный вал, вздымающийся надо мной?).

Пусть так — чтобы подразнить её, я оттягиваю высокий ворот острыми ноготками и оставляю яркий засос; на каблуках даже не приходиться тянуться.

— Потанцуй со мной. Пусть все знают, кто король и королева этого вечера. — на мгновений зелена глаз сменяется янтарём  — ведьма, чьи щёки розовеют, глаза сверкаю, как гаснущие звёзды. Никто не может устоять — сколько во мне тепла, протяни руки, протяни и узнаешь как горячи едва тлеющие угли первозданного горнила.

Всего одна ночь полная тайн и признаний; единение душ, моя милая Петра, теперь я понимаю.

Я увлекаю, я тяну за собой — я ведь ведьма, которая похитила тебя, твоё имя — охмурившая, покорившая чужого бога в день простой слабость. В день человеческой боли и смятения — твой лучший друг, твой брат бросил тебя?

Тебе не нужен никто, кроме меня.

Я смотрю на тебя и вижу совсем другого; словно даже на острие ножа ты превращаешься в кого-то в тысячу раз лучше. Тебе ведь нравится, тебе почти интересно? Мы примерили маски, которые уже не сможем снять.

Грубоватый мужчина с проседью в волосах со старомодной косой и рыжий, почти расплывающийся в толпе чертёнок в чёрном; жрица дракона, мать крови и танец, похожий на охоту.

Я танцую, брага и вино льётся рекой; я перехватываю у официанта крошечное печенье с серебристого подноса — вкус сыра и специй наполняет рот; я такое просто обожаю.

Голодно, почти жадно облизываю остатки-крошки с пальцев — чёрный лак на острых когтях будто впитал в себя бездну.

Это и есть свобода? От спутанных волос до пряжек-штыков на туфлях — подол украшен россыпью бриллиантов; платье, стоящее дороже жизни всевидящего. Ну где же ты?

Здесь настоящая жизнь; звуки пианино, гитар, громче, быстрее — или это всего лишь кровь отбивает свой ритм в моей голове? Мой смех звучит как льющееся из бутылки вино; весь в чёрном, он держит меня в руках и губы растягиваются в улыбке — зубы такие белые, губы такие манящие.

Ну где же ты, неуклюжий, всевидящий, всеслышащий медведь? Музыка давно срывается на свист.

Я танцую, я облизываю пальцы на которых давно не осталось даже привкуса сыра и специй — этот вечер, разгорячённая вином и водкой кровь.

Где же ты? Выходи — я почти в нетерпении.

С этой точки открывается потрясающий вид на уже давно загнивающий город. Невольно поджимаю губы и морщу нос, втягивая в легкие затхлый воздух из приоткрытого окна. Закрываю глаза и чуть опускаю плечи, позволяя себе маленькую слабость. Я буквально кожей ощущаю страдание, боль, смерть — ничего не меняется из мира в мир. Этот мир находится на грани — и кто-то должен принять жесткое решение. Если этого не может сделать моя мужская версия этого мира — это сделаю я. Он считает, что его история трагична, вот только он никогда не был женщиной в мире, которым правят мужчины. Я укрепила свое положение в обществе кровью. Мне слишком рано пришлось повзрослеть. К сожалению, во всех смыслах. И взять в руки бразды правления семейным бизнесом.

Сложнее всего было бороться с "партнерами" отца, которые полагали, что девушка не справится с активами такой огромной корпорации, как Wayne ent. — мне очень понравилось затыкать их, а после и вовсе выкупать их долю. Мне принадлежал не только контрольный пакет акций, я была практически единоличной их владелицей. И не потеряла ни миллиона. Лишь выработанная годами выдержка помогала мне сохранить лицо, когда они приползали ко мне буквально на коленях. И я великодушно продавала им акции — увеличив цену в десять раз, приумножая свое состояние. Моя внешность всегда играла мне на руку — благодаря отцу же я получила отличное образование: меня обманывать — себе дороже. Зачастую, в самом прямом из смыслов. У семьи Уэйн всегда были лучшие юристы и адвокаты. А я варилась в этом "котле" с сознательного возраста. Никто не смеет переходить мне дорогу.

И с годами я лишь совершенствовала свои навыки. Сначала научилась без промаха стрелять и, соответственно, не расставалась с револьвером, потому что воспоминания о той роковой ночи не отпускали меня ни на минуту — я больше никому не позволю застать себя врасплох. Именно поэтому я стала ходить и на курсы восточных единоборств, выбрав наиболее близкое мне, которое ко всему прочему тренировало еще и скорость реакции. Но и этого мне оказалось мало — мое тело было несовершенным. Роль жертвы никогда меня не устраивала. И на помощь мне пришел искусственный интеллект, заранее запрограммированный, и образцы крови, добытые незаконно. Общество обязательно осудило бы меня, вот только мне плевать. Я сделала свой выбор.

Мой оглушающий крик глушился специальными экранами. Большую часть шрамов скрывала одежда. Первая треть экспериментов провалилась — мой организм отторгал чужую ДНК. При этом я не могла забросить свои обязанности защитницы Готэма. Так больно мне не было с момента смерти Сильвестра. Нельзя позволить моим врагам расслабиться. Только не сейчас. Мой город должен жить, раз уж я внутри умерла. Вот только все мои усилия оказались напрасны. Да, я убила короля атлантийцев, но в отместку они затопили мой город. Словно это не они изначально бросили мне вызов. Я больше не могла оставаться в тени. Они еще пожалеют, что бросили мне вызов. Не составило труда создать новую броню и новое имя. Бэтмен — этим миром все еще правят мужчины, позволю им такую иллюзию. Я взяла под контроль камеры наружного видеонаблюдения и также частоту, на которой общаются полицейские — я опережала их, как минимум, на три шага. Я стала карающим мечом Готэма, пока однажды не пришли Атлантийцы.

Я плохо помню последующие недели. Наиболее четким воспоминанием является смех. Оглушающий заразительный смех. И мой бэт-сигнал. Убийственная ирония, учитывая, что Джокер давным давно кормит собой рыб. Но тем не менее, я явилась. И ни капли не пожалела. Он/Я слаб. Это даже слишком просто. Но теперь игра приобретает оттенок личного. Я ухожу в тень, не позволяя никому отследить меня, разослав шпионов во все уголки этого мира. И пусть фигура морского царя меня заинтересовала, я не позволяю себе отвлекаться, пока картина полностью не будет у меня перед глазами. Почему именно этот мир оказался "главным"? Я не могу найти ответа.

Мой план был идеальным. Созданные мной "чудовища" знали свои роли и должны были лишь идеально их сыграть. К сожалению, не все справились с поставленной задачей. Мое сердце сжимается от одной только мысли, что я должна избавиться от одного из них. Лев подставил под удар всю операцию, провалился, попал под радар спецслужб — для меня он стал отыгранной картой. У меня просто нет выбора, я должна от него избавиться. Вот только проблема в том, что я не могу убить свое создание, просто не могу.

— Здравствуй, Химера, отлично выглядишь, — не сдерживаю самодовольной усмешки, окидывая фигуру девушки медленным оценивающим взглядом. Вот она, мое идеальное творение, моя идеальная Ева, в ней нет изъянов или недостатков, она создана по моему образу и подобию. Она не подведет. Она лучшее из моих созданий, самая идеальная и незаменимая.

— Ты знаешь, зачем ты здесь, — не спрашиваю, просто констатирую факт. Провал Немейского Льва оказался слишком громким, он ударил по всем нам, его несдержанность сыграла против него. И пусть они всего лишь возрожденные зомби, каким-то неведомым для меня образом, они сохранили привязанность и преданность прежним родственным узам. Судьба Льва уже была решена, мне было любопытно, что сейчас преобладает в Химере — преданность мне или память прошлой жизни. Как она поведет себя? Поворачиваюсь к своему отражению, искренне улыбаясь, она опасна, но я ее не боюсь — в ее генетический код встроена преданность мне. Она скорее умрет, чем убьет меня. Подхожу к столику, на котором уже стоит бутылка вина, даже не поднимая на нее взгляд. Беру в руки бутылку и делаю вид, что читаю этикетку, после насмешливо киваю и разливаю кроваво-красную жидкость по бокалам.

— Угощайся, — киваю в сторону бокала, а после вновь отхожу к панорамному окну в своем пентхаухсе, без страха подставляя ей спину. На губах замирает мягкая улыбка, когда я делаю первый глоток, на мгновение прикрывая глаза, перекатывая на языке терпкий вкус вина.

Это будет интересно.

Никто из живущих на свете и знающих о том, как умирать, не отказался бы от второго шанса. Нет никаких рассуждений о добре и зле, о морально-этической стороне или вовсе о том, что в этом мире правильно. Каждый, сколько бы этого не отрицал, хочет жить. И даже чудовища, подобные нам, рожденные от Тифона и Ехидны, не были никогда исключением. Мы несли собою смерть, но более всего любили жизнь. Которую у каждого из нас неоправданно жестоко забрали.

Никто не любит, когда на него открывают охоту, просто потому, что он есть. Да, мы не были беззащитными оленятами под стрелами убийц, но поплатились, каждый из нас, за факт своего рождения. Да, не были может быть безгрешны, но разве все эти так называемые герои Эллады, были так уж святы? Каждый из нас, моих братьев, сестёр и детей, был шансом увековичить своё имя в истории. Это ли не повод жаждать мести?

Никто из них, конечно же, уже не жив. Дети Богов и приравненные к ним уроды, уже давно почили, много сотен лет назад. Кто - то, хвала нашей матери, в страшных мучениях, от голода, жажды и яда, а кому-то повезло больше и ему был проложен путь на Олимп. Мне не отомстить красавцу Беллерофонту за свою мучительную смерть, прошло слишком много времени. И всё же,  я могу утолить свою жажду мести в другом. Почему бы не уничтожать тех, кто похож на него?

Да-да, Боги в двадцать первом веке не раздают заданий, а люди не отправляются в героические походы, стремясь зарекомендовать себя в их глазах. Не осталось чудовищ, в истинном их появлении, подобным нам. Да и не слишком много найдется идиотов, способных провести в изнуряющем походе двадцать лет, чтобы добыть одну шкуру. И всё же, продолжение их, жалкое подобие, как сказала мне Брайс, здесь осталось. Только вместо мечей и стрел куда более усовершенствованные игрушки  и крутые костюмы. Во всём остальном же тоже самое. Безумцы возомнили себя спасителями и решили, что им выбирать, кого казнить, а кого спасать. Это ли не повод отыграться за ужасное прошлое?

К тому же, это нужно моей создательнице. Она сотворила меня вновь, вернув к жизни и указав истинный путь. Да,я была подчинена её приказам и желаниям, не имея возможности сопротивляться. Но это ли не малая цена за то,что она даровала мне, вернув к жизни?

Я всегда являюсь по её вызову сразу, ей не приходится меня ждать. Последняя из созданных ею творений, я лучше прочих понимала, в чём заключается наша задача. И готова была жизнь положить, снова, для того чтобы исполнить всё, что требовалось Брайс. Тем более, мне была известна её история и ужасы, через которые ей пришлось пройти. И это каждый раз всё больше разжигало во мне злости по отношению к её врагам. К тем, к кому она пришла в этот мир, создав нас. Никто из нас, воссозданных ею древних чудовищ, не должен был её подвести.

И всё же, Немейский Лев сделал это. Трудно понять, чем он думал, когда совершал то, что было запрещено категорически. Сотню раз я говорила остановиться ему - развлекаться осторожнее, не привлекая к себе внимания. Ошибка одного могла стоить жизни всем нам, включая Брайс, пусть последнюю и было убить гораздо тяжелее. Он был мой сын. Вызывавший ярость.

- Благодарю. Подхватываю бокал с вином, делая неторопливый глоток. Люблю этот напиток больше прочих из-за схожести с кровью. Крепкий алкоголь - возможно, нужно было много его для того, чтобы затуманить мой разум. Но вино всё же оставалось в приоритете. После другой драгоценной алой жидкости, конечно же.

И безусловно,мне прекрасно известно, для чего Брайс меня вызвала. Она была строга настолько же, насколько и прекрасна - у неё не было выбора. А Лев, словно самоуверенный юнец, подвёл её, поставив под угрозу абсолютно всё, что мы делали в последние пол года. И всё из-за одной среднестатистической девки. И всё из-за его любви к развлечениям. Мне не довелось его встретить до того, как создательница сказала явиться к ней. А жаль.

- Мне безусловно известно, зачем я здесь. Глупо играть  в незнание и делать удивлённый вид,  словно всё узнаю впервые. Я слишком уважала Брайс для того, чтобы оскорблять её подобным наигранным поведением. К тому же, фальш подобных моих заявлений сочилась бы насквозь. Мы с Мантикорой всегда знали, что происходило в рядах солдатов моей создательницы. И должны были нести за них солидарную ответственность.

- Мне не довелось ещё пока встретить его, он не вернулся. Но будет жестоко наказан сразу же, лишь только тень его мелькнёт на горизонте. Мантикора сказал, что займётся им лично.  Я помогу. Нам не нужно называть имён для того, чтобы понимать, о ком именно идёт речь. Вариантов тут быть не может, Лишь один из нас оказался глуп и самоуверен настолько, чтобы подставить Брайс, в угоду своим развлечениям. Не намеренно, это точно. Никто из нас не был способен предать её. Но по глупости, отнюдь не внесённой в его генетический код. Оставшейся с тех времен вероятно, былых.

К тому же, он - мой сын. Не в этом веке, мы оба были воссозданы благодаря мисс Уэйн. И всё же, эта память, как и чувства, тоже остались при нас. И от того считаю, что меня он подвёл больше прочих. Я - воссозданный организм, созданный по образу и подобию самой Брайс. Внешне не отличимая, я получила в дар от неё больше, чем могла бы мечтать, находясь во мраке царства Аида. И никогда не дала бы повода разочароваться во мне. Даже если ошибку, что почти привела к провалу, совершила не я.

- Мы всё исправим. Сфинкс скоро вернётся и доложит обстановку на ближайшее время. Мы с Мантикорой всё решим. Неприятное чувство  клубится где-то в сердце клубком ядовитых змей, дерущихся между собой. Меня не отравить их ядом, но в больших количествах он может быть весьма неприятен.  И глупость сына, совершившего столь фатальную ошибку, сродни этому чувству. Я не несла за него полную ответственность, он был воссоздан полноценным. И всё же, он был моим ребёнком, что подвёл ту, которой я была предана на всю сотню процентов из десяти. Могло ли это не вызывать мою первобытную ярость? Могло ли это не порождать горечь во рту?

Но я не демонстрирую чувств, находясь рядом с Брайс. Она ценит меня отнюдь не за эмоциональность и привязанность к кому-либо, кроме неё. С другими я могла быть яростной и жестокой. Возле неё же была спокойна и предана, отнюдь не потому, что так было заложено. Мои чувства к ней перешли на качественно иной уровень, совершенно не связанный с тем, что было заложено в мой генетический код при возрождении. Я - её творение, преданное ей до конца дней своих и даже после. Только создательница и её благосклонность ко мне, имели в конечном счёте, решающее значение.

Может быть это и прозвучит смешно, иногда мне до безумия хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходящее в моей жизни действительно не сон. То есть как это Барри Аллен сделал мне предложение? Я, конечно, никогда не сомневалась в нашей любви, прекрасно зная, насколько взаимны наши чувства, но все же меня в последние дни преследовала некая нереальность происходящего. Морально я была одновременно и готова к очередному кульбиту судьбы, но также понимала, что возможно, все-таки не выдержу и сорвусь. Мне хотелось покоя и какой-то сто процентной определенности. Я не могу потерять его еще раз. Просто не могу, Барри стал неотъемлемой частью моей судьбы - в этом я была уверена не то, чтобы на сто, на всю тысячу процентов. Если правдив тот миф про вторые половинки людей, то Аллен определенно был моей. Я не могу припомнить другого человека, с которым у меня возникало бы подобное взаимопонимание.

Даже его сомнительное прошлое с каждым годом лишь смешило меня, а не злило или дезориентировало, заставляя действительно задуматься или даже усомниться в его чувствах. Какая разница, что было вчера, если сегодня он целует меня так, что я забываю сделать вдох, потерявшись в своих ощущениях. Впрочем, это не мешало мне немного посмеиваться над своим будущим мужем, я иногда припоминала ему некоторые прошлые поступки, просто потому что мне нравилось смотреть, как он смущается и начинает мямлить, не вините меня в этом. Айрис стала для меня незаменимым источником компромата на моего любимого, найдя во мне не столько подругу, сколько так желанную сестру. Нам пришлось очень тяжело, не буду отрицать, но в конечно итоге, мы все-таки перешагнули через разрывающие нас разногласия. Мы оказались более похожими, чем нам казалось. Признаю честно, я неимоверно сильно ревновала Барри к ней и наоборот, словно подсознательно чувствуя, что именно могло происходить между ними. К счастью, я ошибалась. Уэст никогда даже не пыталась встать между нами. После того, как мы расставили все точки над i, стало очень легко, словно с моих плеч скинули сто килограммовую тяжесть. Даже Джо, казалось, стал ко мне добрее и как-то.. душевнее. В конечно итоге, все мои разногласия с Айрис все же остались в далеком прошлом. Мы обе, не сговариваясь, предпочли оставить в прошлом один эпизод, который едва ли не рассорил нас двоих. Горюющие люди не в ответе за свои действия. 

И вот теперь, мы с Барри собирались перешагнуть очередную планку в наших отношениях. И внезапно, на меня накатил страх. А что, если я окажусь недостойной такого мужа, как Аллен. Он ведь был идеальным. Супергерой, ставший кумиром миллионов, выбрал меня в качестве возможной спутницы жизни. Впору обратиться к психиатру, но пока мне помогали разговоры с Кейтлин и Айрис, чтобы окончательно не сойти с ума. Впрочем, мы все "варились" в одном котле и имели похожие проблемы.

Меня на какое-то время ослепляют мои же собственные волосы, с упорством маньяка бросаясь в глаза от локального урагана, созданного Барри, который в рекордные сроки обустраивал для нас идеальное место для подготовки к свадьбе. Негромко фыркаю, убирая с лица надоедливые пряди и воздевая глаза к потолку. Впрочем, стоило мне сделать очередной вдох, как мой жених мягко приземляется рядом со мной на диване, попутно звякнув креманками с моим любимым мороженым. Кто еще лисица тут, усмехаюсь я, вспоминая его любимое прозвище для меня, щелкая мышкой и оживляя экран.

- Ты не поверишь, но у меня тоже нет никакого опыта, - только потому что я не отводила взгляда от лица Барри, я заметила, что его что-то беспокоит. И кажется, я примерно догадываюсь о ходе его мыслей, но решаю отступить и не давить на него. В какой-то мере я разделяю его чувства, но не могу испытывать угрызения совести, потому что счастлива, - Ну уж нет, мистер, в этот раз ты не увидишь моего платья до свадьбы! - делаю немного неловкую попытку пошутить и разрядить обстановку. Плохая примета - видеть невесту до свадьбы, в этом вопросе я достаточно суеверна и старомодна. Полагаю, Курт с радостью поможет мне подобрать идеальное платье для нашего идеального с Алленом дня. Мне приходится подавить в себе резко возникший трепет от осознания того факта, что я стану миссис Аллен.

- Начало осени тоже звучит относительно неплохо, - пожимаю плечами, не видя никакой особой проблемы непосредственно в дате. Гораздо больше меня волнует вопрос с количеством гостей и их... так скажем, качеством. Например, хочет ли Барри сделать более.. супергеройскую свадьбу или предпочтет уделить больше внимания их коллегам в департаменте.

- Да, Барри, ты женишься, так что прекрати выглядеть и звучать так удивленно, - негромко усмехаясь, беря в руки блокнот и ручку, намереваясь делать заметки, невольно сильнее облокачиваюсь на своего будущего мужа. Мне нравятся такие моменты с ним, когда не нужно притворяться кем-то еще. Есть только мы вдвоем.

Alycia Debnam Carey and William Moseley

Не знаю, когда всё случится и ожидаю, что ещё не скоро, откровенно говоря. Мне известно о слиянии близнецов ковена, к которому относилась когда-то наша мать, в пределах рассказанного отцом, но никакой радости от мыслей об этом не испытываю,если честно. Да и кто, в здравом уме и твёрдой памяти, кроме совсем уж обезумевших фанатиков, мог бы отнестись к подобным идеям спокойно? Есть я - Элизабет Зальцман, одна из двух разнояйцевых близнецов. Красивая, местами самоуверенная и надеюсь, что сильная. И есть моя сестра Джозетта. Уникальная, отдельная и совершенно полноценная личность. Ни одной из нас, находящихся в относительно здравом уме и примерно твёрдой памяти, это слияние не было интересно. И даже более того, имея собственное мнение по каждому вопросу,нас касающемуся, любой ценой мы собирались избежать того, что нам пророчили предки. Кай мёртв, как и дедушка, вместе со всеми остальными. Безумные идеи о великой силе породили жестокость, истребившую практически всю нашу семью. Те, кто могли стать  великим ковеном, оставаясь единой семьей, превратились в пепел, развеянный на просторах небольшого городка Мистик Фоллс. Достойная цена за гордыню.
Нельзя сказать, что эта тема для нас с сестрой была так уж актуальна за последние годы. Спокойное относительно существование за коваными воротами, защищёнными магией и радости, которые вполне можно назвать "человеческими". Да, с примесью волшебства, вампирских зубов и звериной силы оборотней. Здесь не было "обычных", если можно так выразиться, нормальных людей, не вызывающих у общества осуждения. Волки, обращающиеся в полнолуние, дальние родственники ведьм, сожжённых когда-то в Салеме, оступившиеся подростки, чьи силы пробудились после убийства. Большинство могло бы счесть эту школу-интернат сумасшедшим домом для сложных детей, если бы узнало о всех проблемах, что нас преследуют. Припадки ярости в полнолуние или желание забирать чужую силу, к примеру. Психологические проблемы не из разряда "обычных".
И всё же, это был наш дом. Тот, в котором мы могли чувствовать себя в безопасности, защищёнными от внешнего мира, хоть и были для него опасны сами. Ведь всё в этом мире довольно относительно, не так ли?
И хотя папа сделал всё, чтобы мы с Джози чувствовали себя комфортно, не опасаясь охотников, фанатиков и мозгоправов, с ремнями наизготове, я никогда не могла отделаться от мысли,  что так будет не всегда. Во-первых, при всём желании, мы не смогли бы с сестрой вечно прятаться под крылышком родителей, жаждущих защитить нас от враждебного мира, а во-вторых  . . . Странное чувство, но я нутром почему-то ощущаю, что права. Кай мёртв, но события минувших лет заставили понять, что он и из Ада способен вернуться, доставив немало проблем. Дедушка и все, кого он видел на нашем месте когда-то, погибли ещё раньше, не сумев сопротивляться тому, чья жестокость  всегда стояла выше семейных ценностей. Казалось бы, нет никаких оснований полагать, что наша наследственность, причастность к семье Паркер, доставит хоть какие-нибудь проблемы. Мы любили свою мать, пусть и весьма абстрактно, никогда её не видя. Но совершенно не в восторге были от наследственности, которая переходила к нам вместе с её кровью. Точнее говоря, я. Словно специально, мы избегали этой темы с Джо, предпочитая разговаривать поздними вечерами, лежа в одной кровати, о чём-то более нейтральном. Почему-то казалось, что если не вспоминать о нашем предназначении, то оно и не настанет. Если не говорить о том, что пугает, то этого и не случится. Ведь думать так намного проще, чем голову ломать над вопросом о своём будущем. Живи ли другие представители ковена близнецов? Правда ли, что они могут призвать нас,когда настанет час действовать? 
Не хочется в этом признаваться, но в чём-то я была трусиха. Меня не пугали публичные выступления, конфликты с лидерами тех или иных социальных групп или всё прочее, что порой вызывает животный ужас у подростков. С этим я, без ложной скромности могла сказать, справляться умела всегда, благодаря немалой поддержке семьи и врождённому чувству собственного достоинства. Экзамены, отказ симпатичного парня или рискованное заклинание тоже не вызывало такого уж душевного ажиотажа, смелости у меня хватало, чтобы с этим справиться. А вот будущее, как бы не звучало это глупо, вызывало порой немалую дрожь, пусть я и пыталась скрыть это от Джози. Сыграет ли когда-нибудь свою роль наша принадлежность к ковену близнецов? И справлюсь ли я с собой в будущем - без постоянного самоконтроля и заботы отца. Он не сможет находиться со мною вечно рядом, купируя все приступы безумия и ярости. Я должна научиться справляться с этим сама, не виня ни наследственность, ни магию, ни окружающий мир, с таким удовольствием подсовывающий мне причины. Пугает почему-то то, что не получится. И я, в какой-то тёмный момент, возненавижу сама себя за всё то, что делаю и за всё то, что творю. Чуть позже, чем это со мной сделает вся моя семья, которой надоест гладить меня по голове и говорить, что я хорошая.  Многие за всю мировую историю справлялись с таким количеством магии и не все входили в неё в качестве психопатов, вроде нашего дяди Кая. Так что винить в своём характере всё, кроме своего неумения держать себя в руках, довольно глупо. Я чувствую себя сломанной, но точно знаю, что мир не должен за это отвечать. 
К тому же, Джо доставалось ничуть не меньше, чем мне, мы были близнецами не только по дате рождения. А она на мой взгляд, вела себя куда достойнее. Я, по-крайней мере, не была свидетелем таких уж частых вспышек гнева, которых не могла сдержать порой в себе. Знала, сколько сил ей требуется для того, чтобы не поступать как я - не кричать, круша всё вокруг и не швырять ножи в некстати появившегося отца. Ей к тому же, было больнее. Меня могло вывести из себя нечто, задевающее мою гордость, она же стойко терпела всё то, что творила её сучка-бывшая. Не знаю, как я повела бы себя на её месте, если бы мне постоянно мозолил глаза кто - то, к кому у меня по-прежнему не остыли чувства. Наверное, стала бы окончательно невыносима и нашла всем своим истерикам настоящую причину и повод меня пожалеть. Возможно. Не могу сказать точно. Я никогда не была особенно влюблена ни в кого. И не могла в полной мере ощутить то, что чувствовала  моя сестра.
Но зато, глядя на ситуацию объективно, вполне прекрасно понимала, что не мне сейчас нужно впадать в раж и крушить всю школу. И не мне была нужна поддержка отца и сестры, даже зная, что они всегда обеспечат её в полной мере. В этой ситуации, как бы не было грустно признавать, я поступала как эгоист, который не пытался даже справиться со своими проблемами. Мне определённо меньше нужно было думать о своих проблемах и чуть больше о том, что испытывают те, кто мне дороги. Они, всей своей любовью и заботой, этого заслуживали.
Завтра. Я постараюсь начать быть хорошей завтра.
Переворачиваюсь на другую сторону, со всей силы обхватывая подушку. Мы довольно рано встали сегодня и весь день я думала только о том, как добраться до постели и отправиться в царство Морфея, в качестве почётного, вечно недосыпающего гостя. Даже в момент, когда переодевалась в ночное, была уверена, что стоит только голове коснуться подушки, как я моментально отрублюсь, не успев пожелать сестре традиционно "приятных снов". Что собственно и случилось, но только наполовину. Я завалилась в удобную кровать, с удовольствием в ней развалившись и . . . почувствовала, как сон полностью покинул меня. Целый день мечтающая вырубиться как можно раньше, лишь только я добралась до постели, как тут же почувствовала необычайный прилив бодрости. И мысли, пришедшие внезапно, пока я пялилась в тёмный потолок, в надежде на полную отключку, совсем тому не способствовали. Ну с чего бы мне, довольно уставшей за прошедший день, думать обо всём этом на ночь глядя? Ничего не изменится за эту ночь и ничего не готовится к утру. Не особо обозримое будущее не стоит того, чтобы нервничать из-за него поздно ночью, лёжа в собственной кровати.
Я понимаю всё это прекрасно, уговаривая себя не то считать баранов, не то падающих с обрыва  охотников на ведьм. Но сон не идёт и единственное, о чём я начинаю думать, так  это о том,  что через несколько часов настанет новое утро. В котором я вновь буду не выспавшейся,мечтающей уснуть и абсолютно всем недовольной.
- Элизабет, помоги мне... Сначала кажется, что я стала проваливаться в спасительную дрёму и звук откуда-то оттуда, настолько далёким и глухим он мне показался. Вздрогнув и прислушавшись к тишине за едва открытым окном, пытаюсь уловить, что происходит. Всё та же обычная тишина, которая спускается на школу после отбоя, за редким исключением в виде праздников. Никаких посторонних шумов, голосов и просьб о помощи, которые разбудили бы половину обитателей интерната. Видимо, показалось.  А может, приснилось что - то в тот момент, когда я начала всё - таки потихоньку засыпать, того не замечая.
Зарываюсь в одеяло, твёрдо решив уснуть. Завтра много физических упражнений и вряд ли я покажу на них высший класс,если буду еле передвигать ногами и валиться от усталости без сил. Мне, как любителю сна, две бессонные ночи подряд это слишком. Надо оставить просто все мрачные мысли, вымести их из своей головы метлой и подумать об этом завтра, как любила говорить одна известная героиня. К чёрту. Надеюсь, мне приснится что - то приятное. 
Довольно быстро начинаю ощущать, как веки начинают тяжелеть. Наконец - то. Ещё не сплю, но уже на той блаженной грани, что отделяет нашу явь от мира сна. Как приятно находиться в собственной тёплой уютной постели, в одной комнате с  любимой сестрой ...
- Элизабет! Крик раздаётся так явственно, что я вздрагиваю, тут же утратив всю дрёму и ощущая, как колотится сердце, словно решившее выбраться из грудной клетки. Медленно, с некоторой опаской, скидываю с себя одеяло и принимаю сидячее положение, пытаясь определить источник звука. И вновь блаженная тишина, словно и не нарушал её никто зовом моего имени.
Однако, совсем рядом Джо начинает шевелиться и тоже просыпается, приподнимаясь на своей кровати. Значит, мне не послышалось и кто - то действительно меня звал. Если у нас конечно не один галлюциногенный сон на двоих.
Вздрагиваю от внезапного холодка, пробежавшегося по телу, стараясь натянуть на себя одеяло повыше.
- Эй, ты тоже это слышала? Не знаю, как смогу объяснить этот крик сестре, если проснулась она от того, что я вожусь и никак не могу уснуть. Вполне возможно, что я просто вернулась к своему сну, где кто - то отчаянно звал меня, напрягая свои голосовые связки. Ничего особенного.
  И всё же, я чувствую, как мурашки пробегают по всему телу, несмотря на то, что мне вполне тепло. Зов этот, отчего - то, казался мне вполне реальным. 
- Я слышала, кто - то зовет меня. Хмурюсь, прекрасно понимая, как могу выглядеть сейчас в глазах сестры. Спутала явь со сном, да ещё и  близнеца своего разбудила, которому, кстати говоря, тоже вставать ни свет, ни заря. Надо больше успокоительных и меньше думать о судьбах мира перед сном, тогда и чушь всякая мерещиться не будет. Весьма жуткая по необъяснимой причине, надо сказать.
- Хотя, может и ... Договорить оправдывающее всё "показалось" не успеваю, снова слышу этот звук и даже понимаю его источник. Приоткрытое окно, благодаря которому мы проветривали нашу комнату. Стекло забрало часть звука, но всё же, этот зов прекрасно было слышно. И вновь моё имя, явно призывающее спуститься к зовущему.
  Откидываю одним резким движением одеяло и бросаюсь к окну, выглядывая в непроглядную темень. Не знаю, кому из моих приятелей вздумалось звать меня таким образом, вместо того, чтобы сбросить смс, не могу даже понять принадлежность голоса: мужской или женский. Всматриваюсь в темноту, пытаясь высмотреть хоть кого - то на площадке перед домом. Кричали потому что точно  с улицы, теперь я слышала это совершенно точно.
- Джо, ты видишь кого-нибудь? Кто меня зовёт? По голосу совершенно не узнаю. Двигаюсь, чтобы сестра могла занять место со мной у окна, пытаясь обнаружить ночного нарушителя спокойствия. И впрямь странно. Площадка пуста, а любой из моих друзей, вздумай поговорить со мной после полуночи, скинул бы сообщение. - Ты же тоже слышала, как меня звали, да? До сих пор не могу понять, бред это ночных бдений или некто, настойчиво пытающийся вытащить меня наружу, просто не хочет попасть под прицелы видеокамер и любопытных неспящих. В любом случае, это жутковато и совершенно мне не нравится. Голову оторву тому из наших приятелей, кто решил подшутить подобным образом. Потому что . . Не весело, совсем.

В жизни в школе-интернате хватало своих минусов. Вынужденная необходимость за каждым поворотом сталкиваться со своей бывшей был чуть ли не наибольшим из них: Пенелопа неизменно находилась в режиме стервы, при каждой встрече пытаясь подколоть побольнее, и, если подумать об этом, Джози вполне могла взять себя в руки, продемонстрировать ведьме гордо оттопыренный средний палец и удалиться в закат.
Но — нет.
Насколько бы Зальцман не была уверена в себе и своих способностях, настолько же глубоко она переживала малейшие душевные неудачи. Редкие ссоры с Лиззи, пропавшее домашнее задание по магической химии, волнение за не появляющейся месяцами дома мамы — с миру по нитке, но этого вполне хватало, чтобы переполнить чашу терпения, последней каплей в которой стала Пенелопа.

В неё нельзя было не влюбиться. Неоспоримо красивая и прекрасно осведомленная в своей красоте, она знала, как подать себя людям и как заставить их захотеть себя, искренне, при этом сама оставаясь в роли змеи-искусительницы, наслаждающейся устроенным шоу. Этот взгляд — полный триумфа — Джо видела на её лице во время их расставания, когда её собственное сердце так поэтично и жалко разбивалось у носков дорогих туфлей ставшей уже бывшей девушки. Этим же взглядом Пенелопа одарила её, соблазнив ЭмДжея на кухне школы.
Не то, чтобы Джо могла винить друга: даже не будь тот вампиром с безудержной тягой к человеческой крови, он бы всё равно не смог устоять перед чарами всемогущей, чтоб её, Пен. Джози не устояла. Но это всё равно не помешало ей пулей вылететь во двор, стараясь как можно быстрее развидеть и забыть всё, чему она стала свидетелем. Причем сомнений не было, что Пенелопа была в курсе присутствия бывшей неподалёку, специально дразня молодого вампира бьющейся жилкой на шее: ей не столько было важно подставиться под чужие клыки, сколько в очередной раз унизить Зальцман, демонстрируя, что при желании сможет у неё ещё и друга отобрать.

«Ненавижу», Джо несется по коридорам школы, едва ли не задевая остальных учеников. Хочется кричать; хочется, как Лиззи в моменты её срывов, разнести к чертям кухню, или спальню, или парочку-другую мест старого особняка — возможно, тогда легче станет. Это лучше, чем уныло уткнуться лицом в подушку и предаваться депрессии, ведь тогда это будет значит, что Пен победила. Очередное «ненавижу!» сопровождается грохотом двери о косяк их с сестрой спальни, и ведьма прижимается к ней спиной, закрывая лицо руками.
Провал за провалом в личной жизни начинал казаться если не очередным паркеровским проклятием, то чем-то, подцепленным у папы — точно. Он ведь тоже получал в этом плане по-полной: о чем-то говорил сам, крайне редко, в основном упоминая рано почившую невесту; о чем-то упоминала мама или её подруги. На фоне услышанного фамилия «Зальцман» постепенно начинала ассоциироваться не с самыми приятными вещами, от чего Джози только и могла, что отфыркиваться. Ещё чего! Станет она такому поддаваться! Отец у неё, между прочим, всегда был лучшим, причем во всём, и вот как раз эти черты и хотелось перенять.
Желательно, так, чтобы в разговоре не мелькало это редкое «в тебе это от матери».

Джо Паркер ведьма не знала, что было логичным, учитывая, что женщина погибла ещё до её рождения. К женщине, которая для неё больше являлась кем-то весьма абстрактным, чем настоящим живым — когда-то — человеком, относиться с глубокими дочерними чувствами было сложно. К тому же, у Джози была мать, и этого вполне хватало.
Даже, если эта самая мать слишком часто была в разъездах, предпочитая новые начиная дочерям.
Не страшно. И Кэролайн девушка даже понимала: грешно как-то хоронить себя в её возрасте, особенно учитывая, что возраст оказался «заморожен» в семнадцать лет. К тому же, у Джо был отец. И Лиззи.
Должно же ведь хватать?
Сердце, обиженно сопящее на отсутствие той, кто мог бы хорошо и правильно поддержать, с утверждением согласно не было. Ну и фиг с ним. Дурацкий орган. Вон, уже умудрилось сбиваться с ходу из-за одной ведьмы, теперь это? Синдром недолюбленного ребенка, что ли? Или просто шизофрения, так удачно перекликающаяся с «Джозетта Зальцман, включи мозг» в последнее время?
Девушка, как вполне себе сильный и независимый подросток, склонялась к последнему, пусть и отдавала себе отчет в том, что вполне способна на спринт по школе, только ради того, чтобы вытянуть из бывшей её магию, всю, до последней капли. Как раз то, что подходило бы для ранга «психа» в иерархии Паркеров, осталось только котят приносить в жертву какому-нибудь древнему божеству под полной луной в пятницу тринадцатого.

И ведь это Джо считали «хорошим» близнецом. С подобными идеями, ей было иногда интересно, какие мысли приходят в голову Лиззи, прекрасно умеющей рубить с плеча и плевать на последствия — то, чему её близнец иногда чертовски сильно хотела научиться. Забить на стерву-бывшую, вовсю целуясь с каким-нибудь привлекательным оборотнем за углом директорского кабинета? Дайте два! К тому же, выбирать было из кого: школа была похожа на дурацкий шведский стол как из симпатичных парней, так и из сладких штучек женского пола, в чьем возрасте меньше думалось об учебе, и больше — о романах. Мама, вон, не даст соврать.
Но мамы рядом не было, а Лиззи успела спланировать несколько несчастных случае для Пенелопы, причем Джо не могла сказать, привела ли хоть какой-то из них сестра в действие.
Как правильная законопослушная девочка, Зальцман, конечно, не хотела подобного. Только такое состояние включалось не то, чтобы часто, в остальное время оставляя её в режиме оскорбленной ведьмы, которая по всем канонам должна была настучать бывшей метлой по голове. Главное, чтобы папа не спалил её мстительную деятельность, но он слишком доверял второй дочери, чтобы подозревать подвох.
На это хотелось надеяться. А то, что, зря она годами выстраивала репутацию хорошего близнеца?

Строки на странице гримуара отчаянно не желали становится одним целым, ускользая от понимания и уходя плясать куда-то за пределы полей. В какой-то момент Джо и самой надоело тупо пялится в книгу, которую и открыла-то исключительно, чтобы перенести мысли с более тревожащей темы на что-то спокойное. Привычное. То, что это закончилось чтением кратенького заклинания, в буквальном смысле пустившем слова в пляс, значило мало.
Все равно она ничего полезного сегодня не узнает. Не из книги, по крайней мере; или, хотя бы, не из этой книги — девушку так и подмывало спуститься в мемориальный музей и стащить оттуда что-то захватывающе. Ненадолго. И это, конечно же, было плохой идеей хотя бы потому, что на каждом экспонате висели сигнальные чары, которые в мгновение ока оповестили библиотекаря, тут же примчавшегося, чтобы раздать карательных пинков злостным нарушителям.
То есть, Джози. Дочери директора. Сразу два понятия, которые очернять как-то не хотелось: у папы забот хватает, а подмывать свою репутацию, благодаря которой частенько получалось выйти сухой из воды, казалось безрассудным. Вот и оставалось, что сидеть на попе ровно, левитировать вокруг себя письменные принадлежности, и пытаться сделать хоть что-то по древним языкам.

Расчет сработал верно, и время до отбоя прошло незаметно: занятые более продуктивными вещами мысли к болезненным вопросам не возвращались, и Джо со спокойной душой пожелала сестре приятных снов и уткнулась носом в подушку. На этот раз, чтобы точно спать, а не рефлексировать из-за всяких ведьм. Этим можно и днём заняться — «а в идеале, не заниматься вообще!» — и решение казалось отличным для задремавшей Зальцман.
Пока тихое Джози, произнесённое прямо на ухо, не привлекло к себе внимание.
— Смешн'иззи, иди спть, - еле слышно пробормотала она в ответ, только сильнее накрываясь одеялом: а вдруг, сестра поймёт намёк и даст ей её законные минуты сна?
— Помоги мне.
«Утром», недовольно думает девушка, полная решимости как можно дольше игнорировать голос. Все проблемы утром! Никаких срочных ночных дел, походов к холодильнику (честное слово, они же ведьмы, вполне способные держать съедобную заначку под чарами где-то в комнате) или обсуждений мальчишек. То есть, последнее — всегда хорошо. Обычно.
Но не когда сознание медленно ускользает, обещая полноценный отдых, какие-нибудь красочные и, скорее всего, наркоманские, как у вампиров под вербеной, сны.
— Помоги мне!

Окрик заставляет девушку вздрогнуть и распахнуть глаза: наконец-то пришло понимание, что голос явно не принадлежал Лиззи, и, более того, вообще не похож ни на что из ранее ею слышанных. Слуховая галлюцинация? Возможно. Вероятно, даже на фоне неудачной влюбленности, которая привела ко множественным стрессам, и...
— Джозетта!
— Не называй меня Джозеттой, - на автомате произносит ведьма, переворачиваясь на спину и в темноте встречаясь взглядом с не спящей сестрой, скорее всего, тоже слышавшей зовущего. Глаза близняшки широко раскрыты, и в них плещутся отголоски страха, чувства, которое вторая Зальцман вполне может понять. Замешательство и полнейшее непонимание происходящего нервировали, побуждая тоже сесть на кровати, обхватив себя руками — исключительно сохранения тепла ради.
— Слышала. Что-то. Что-то очень настойчивое, раз оно так уж хотело нас разбудить, - Джози хотела было добавить что-то, ещё, но резко замолчала, удивленно моргнув и уставившись на сестру по все глаза. — Тебя? Быть не может. Я точно...

Снова пауза, снова ей не удаётся говорить: неизвестный продолжает свою странную шутку, полностью завладевая вниманием Лиззи, и девушке не остаётся ничего, кроме как последовать за ней к окну. И, разумеется, выглянуть в окно. Потому что во всех страшилках именно оттуда на героинь лезет всякая неведомая дрянь, если, конечно, не оказывается точнёхонько за их спинами.
Поворачиваться и проверять Джо не хотелось.
И ведь, казалось бы, это школа для сверхъестественных существ, странные вещи здесь в порядке вещей. А если вспомнить, что и расположена она была в старом особняке, годами принадлежащем братьям-вампирам со своеобразными предпочтениями, то возможное наличие призраков и совершенно разнообразной энергетики казалось вещью само собой разумеющейся.
Джози нервно повела плечом, задумавшись о призраках. Не-а, спасибо, им и так неплохо тут живется, без всяких умерших извращенцев, наверняка подолгу пасущихся в душевых от нечего делать.

Напротив их окна пусто, и Зальцман отчего-то не удивляется этому. Гораздо большее удивление вызывает настойчивая уверенность Лиззи в том, что звали именно её, и ощущение чего-то нехорошего плавно накрывает с головой.
— Там слишком темно, - голосом капитана Очевидность сообщает ведьма, нервно кусая губу. Вряд ли какой-нибудь файербол сильно прояснил ситуацию, да и точно привлёк бы ненужное внимание. И что тогда? Объяснять, что они швыряются огненными шарами из-за слуховых галлюцинаций? Папа точно поставит на уши всех, сразу припомнив все проблемы, с которыми когда-либо доводилось встречаться.
Не лучшая перспектива.
— Я не знаю, что ты слышала, - осторожно замечает она, глядя на сестру краем глаза. — но я чётко уловила своё имя. И я тоже не знаю, кто меня звал. Но, кто бы он ни был, он назвал меня «Джозеттой», - девушка поморщилась, давая понять своё отношение к полному имени. — Отличный способ привлечь внимание, причем, не самое лестное.

Джо перегнулась через подоконник, силясь высмотреть хоть кого-либо среди деревьев, и, разумеется, терпя сокрушительное поражение. Слишком темно было этой ночью. Однако в воздухе раздается очередное Джози, будто говорящий понял свою ошибку и решил исправиться, и девушка поджимает губы, отходя от окна.
Не смешно. Совершенно не смешно, и не будь она Зальцман, если не выяснит, кто и зачем так хочет её помощи. Или не её — она мельком посмотрела на Лиз — ведь сестра слышала своё имя. Возможно, в том же контексте. И как это получается, что они слышали, как их зовут, но строго по отдельности и не слыша ничего больше?
— Нам надо узнать, кто и что от нас хочет, - неожиданно слышит она свой голос, и предложение звучит как-то не под стать ей. Ночью, да в лес, да на чей-то странный зов? Сценаристы всех хорроров обрыдались бы кровавыми слезами. Но, по крайней мере, у них с Лиззи была мощная магия на двоих, вполне способная дать отпор всем, кто криво на них чихнёт. — Потому что что-то мне говорит, что звать нас не перестанут.

Сладка не та месть, которая убивает врага, а та, которая несет жизнь истинному другу.

Мне кажется, это будет весело. Забавно настолько, что я даже не пожалею о том, что вернулась в Мистик Фоллс. Мне не нравился этот городок, вместе с его коренными жителями, среди которых здравый смысл и адекватность встречались также редко, как и простые, не обладающие сверхъестественными способностями люди, но по-крайней мере, здесь было чем заняться.
Лунный камень я уже не искала и способа отделаться от первородного чокнутого гибрида - тоже, но в любом случае, у меня здесь осталось много незавершенных дел. Слишком самоуверенная Бонни, обнаглевшая Елена, глупый Деймон, предатель Стефан, раздражающая малышка Кэролайн Форбс, ну и далее по мелочи, до кого очередь дойдет,если забава нам не надоест. Но пока все только начиналось, я была уверена  в том, что с Каем нам скучать не придется. Столько энтузиазма, столько злости, столько ненависти ко всей этой компании...И где он только был до того момента, пока я не умерла?
Впрочем, ничего страшного. Уж если мне повезло вернуться, да ещё в качестве вампира, то можно не сомневаться - ни одного ценного мига веселья, я не упущу. К тому же, у меня складывается такое впечатление, что этот мальчик, юный ведьмак Паркер, жаждет того же самого не меньше, чем я. И что особенно приятно - в отношении тех же, кого и мне никогда не будет жаль.
Глупая ведьмочка Бонни. Научилась обманывать даже тех, кто умнее, но так и не поняла, что рано или поздно, но всегда приходит час расплаты. Пусть даже за твоей спиной стоят сотни мертвых ведьм, дающих тебе силу, но никогда не стоит забывать об одном - их нет. Быть может, их энергия  и помогает тебе бесконечно спасать своих жалких друзей, юная Беннет, но ни одна из них не сможет прикрыть тебя грудью, когда острие кинжала будет направлено в твое сердце. И не одна не снимет камня с твоей шеи, когда вместе с ним ты пойдешь на дно.
Но смерть это слишком просто для мести. Я умирала и теперь знаю, что ждёт нас по ту сторону. Ничего хорошего из того, что мы могли бы получить в этом мире, но и страдания там, за чертой, не ощущаются столь ярко, как здесь. Когда кожа твоя столь восприимчива к ударам и холоду, когда душе твоей есть, чего бояться. Когда ты мертв и осознаешь это, тебе может быть плохо. Но неизвестность перед тем, что впереди, уже не мучает тебя и ослабляет страх. Можно вытерпеть всё, если знать, что уже ничего не изменится. Но как трудно просто "быть", когда знаешь, что твоя агония когда-нибудь закончится, но не можешь даже представить, когда это произойдет?
[float=right][/float]
Я хочу смерти Бонни. Как и смерти Елены, как и Деймона. И как всех остальных, кому было так все равно, когда я умирала - тоже. Но мне не нужны их бездыханные тела, закопанные в могилу и получившие покой. Теперь, когда они не ожидали моего возвращения, мне было бы достаточно просто добраться до любого из них, и напомнить о том, что они слишком мало ценили моменты, когда меня не было, но не это нужно. По-крайней мере - не сейчас, когда ярость из груди моей еще не исчезла, и чувство мести не дает спокойно спать по ночам.
К тому же, я не могу забывать и про моего юного союзника, с которым познакомилась совсем недавно. Такой молодой, но уже такой злой. Я могу его понять, ведь когда - то я стала такая же.
Когда теряешь то, что так дорого тебе и то, что так любишь, рано или поздно понимаешь, что этому миру наплевать на тебя. Быть может, в какой - то момент он и даст тебе фору для того, что бы ты бежал первый, красоту ли, или быть может, какие - нибудь таланты, но это обман. Стоит только тебе повернуться к нему спиной, чтобы осмотреть свою униформу, как ты не успеешь поймать момент, когда он собьет тебя с ног. И ему будет всё равно, что нельзя избивать того, у кого и без того ничего не осталось.
Я эгоистична, я знаю. Но времени, чтобы понять, что это - единственный вариант для того, чтобы выжить, у меня было достаточно. Где была бы я сейчас, если бы не думала прежде всего о себе? Сколько сотен лет назад я умерла бы, если бы не отдавала чужие жизни десятками за свою?
Но мне не стыдно. В конце концов, так уж определено. Давно и абсолютно не мной. Ты либо учишься убивать и предавать, либо мёртв. А мне второй вариант никогда не казался состоятельным.
Хорошо любить, жить среди друзей и стараться быть счастливым, я не спорю. Будь хоть  у кого - то из нас выбор, вряд ли бы мы предпочли бесконечные скитания, смерть и игру на выживание, в которой главная ставка - твоя жизнь. Но увы и ах. Кому - то  с самого рождения преподносится достаточно для того, чтобы быть счастливым и довольным своим существованием, а у кого - то - каждый шаг на выживание.
Взять хотя бы этого юного еретика по имени Кай.  Я знаю его историю с самого рождения, рассказанную когда-то им, в свете огня камина и с бокалом вина в руках. Ни он, ни я, не любили говорить о своем прошлом, у каждого в котором было достаточно боли, и крови, но тот вечер был странным. Словно каждый из нас вдруг встретил родственную душу, с которой не нужно будет притворяться и играть. И которая возможно, действительно станет твоим другом.
[float=left][/float]
Я никогда не верила в эти эфемерные клятвы в вечной дружбе и вечной любви. По-крайней мере, не в том смысле, который вкладывали в эти понятия обычно те, кто их произносил. Долгоиграющая любовь - поверю, бывает. В конце концов, моим чувствам к Стефану было уже много десятков лет, до того момента, как они исчезли, не оставив ничего, кроме выжженного равнодушия. Я любила его до самой своей смерти, хотя такая, полная романтики фраза, подошла бы Гилберт скорее, нежели мне, но вот к дружбе у меня отношение было качественное иное.
Слово "союзники" я могу понять. Те, кто объединен общим интересом и старается держаться вместе, во имя достижения собственных целей. Хорошо. Это просто, это понятно, это вполне объяснимо для меня. Но слово "дружба"...Нет, я знаю, что обозначает оно в словаре. И даже не единожды произносила его, убеждая кого - то в своей преданности. Вот только, никакого священного посыла я ему не придавала. Не понимаю жертвенности во имя кого-то, кто находится рядом просто потому, что живет в одном с тобой городе, или не согреет тебя ночью в постели.
Впрочем, "дружба" это как раз-таки хорошо. Для тех, кому на нее наплевать, но кто вполне осознает ее ценность. Бонни,Елена,Кэролайн и прочие из Мистик Фоллс. Я слышала это слово от них много раз и видела, как одни были готовы погибать за других, во имя их спасения. Я никогда не понимала их мотивов и полного отсутствия инстинктов самосохранения, но мне это нравилось. Хотя бы в том плане, что удобно дергать тех за ниточки, у кого они свисают слишком очевидно. Но сама бы я в пекло, ради так называемых "друзей", не полезла бы никогда добровольно.
Хотя с Каем все было как - то иначе, надо признать. Быть может, после того, как я умерла и воскресла, некоторые качества моей личности подверглись деформации, а быть может, дело было в том, что его история, как не была отлична от моей, но затрагивала так, словно была похожа на мою собственную, но в любом случае, рядом с ним мне было комфортно. В достаточной степени для того, чтобы не думать о том, что я  разменяю его как пешку, если то вдруг понадобится мне, как я всегда думала про остальных. И конечно, сделала бы возможно это и сейчас, но относительно Паркера я не задумывалась об этом, по-крайней мере.
К тому же, мы были вдвоем, а враг у нас был общий. И пусть главные персоны в нашем плане различались, но факт оставался фактом. Я готова была сделать всё, чтобы Паркер утолил свою жажду мести в отношении Беннет, ну а я оставлю себе Стефана напоследок. И Кай, как обещал мне, в этом поможет.
[float=right][/float]
Я не люблю Беннет. И за свое короткое существование, она успела достаточное количество раз взбесить меня. Лезла не в свои дела, спасала тех, кого не нужно, портила мои планы...Но всё же, номером один в моем личном списке она не была. Я бы занялась ей потом, когда в достаточной степени уже успела бы развлечься с остальными. Но Кай, вероятно в силу своей молодости, был менее терпелив, нежели я. И если его руки чесались в отношении Бонни, то я с радостью готова была ему в том помочь. Оказывается, это даже приятно. Быть с кем-то заодно почти бескорыстно.
И когда я смотрю на Беннет, лежащую на полу камеры в бессознательном состоянии, я испытываю почти физическое удовольствие. Не только за себя, которой эта юная ведьма причинила достаточно вреда, но и за Кая, которому вероятно, понравится это зрелище. Наша красавица Бонни, на бетонном полу, лишенная всяческих сил, способных спасти ее. Разве не удовольствие для души, жаждущей отмщения?
Паркер пока не знает, какой сюрприз его ожидает в подвале дома, в котором мы обитали вдвоем. Вдали от Мистик Фоллс достаточно для того, чтобы его жители не интересовались тем, кто же там проживает, но достаточно близко, чтобы не тратить много времени на перемещения.
Бонни Беннет в подвале, где ей даже мертвые ведьмы не помогут, как не кричи. Уж я, со всей ответственностью, возложенной на меня, об этом позаботилась. Достаточно найти лишь юного ведьмака, который помог мне разобраться с этой переставшей осторожничать ведьмой и некоторых его манипуляций для того, чтобы она не смогла воспользоваться своими "талантами". Теперь, лишенная своих сил, пусть и только на время, она не была опасна ни для меня, ни для Кая. А свою безопасность я всегда ценила сверх всего.
Даже смешно, как легко разобраться с любым противником, если он думает, что тебя уже нет. Я часто и много убеждала всех, что умерла, избегая неприятностей, но никогда все не было просто так, как сейчас. Глупый Деймон мечтал о моем возрождении, параноик Никлаус не верил никогда в мою смерть, а вот Бонни, что знала о том, что я совершенно точно скончалась, не предполагала даже, за какие прошлые грешки ей придется ответить. Не только передо мной, конечно же. Главные претензии к ней не у меня.
Слышу шаги Кая, что спускается в подвал на много метров под землей. Удобное место хотя бы тем, что даже вампир не услышит криков, издающихся из него. Очень глубоко и очень приглушенно. Идеальное место для таких, как мы с Каем и очень несчастливое для таких, как Бонни.
Это сюрприз. Буквально как залог будущим взаимоотношениям. Увидев столь неоценимую помощь с моей стороны, я уверена, что юный еретик оценит это. И уверится в том, что лучше быть с Кэтрин Пирс, чем против нее. Да и цели у нас совпадали. Разве был повод воевать?
Еще вчера Кай думал о том, как можно будет подобраться к Бонни, которую годы научили осторожничать. И насколько глупо будет соваться к ней как мне, так и ему. Предполагал вариант с Еленой, которую я хорошо умела играть. Но это всё в прошлом. И уже несколько дней назад я абсолютно точно знала, как поступлю. Только не говорила ничего определенного, делая вид, что размышляю над этим. А теперь . . .
[float=left][/float]
- Тебе нравится это зрелище? Усмехаюсь,разглядывая тело, которое кажется бездыханным. Почти не видно даже, как приподнимается ее грудная клетка, вбирая в себя кислород, которого здесь не так уж много. Но она жива, иначе было бы не интересно. Только сил своих лишена, но так даже лучше. Так будет мучительнее.
- Можно сказать, что это мой сюрприз для тебя. Меня не трогают страдания ведьмы, что дышит очень тяжело, через раз. Ей трудно и больно, Алекс предупреждал меня о том, когда проводил ритуал, забирая ее силы.Но разве меня могут смущать подобные мелочи? Даже напротив. Они радуют меня так, как мало что. И если бы Бонни можно было бы сделать сейчас еще хуже, то я бы это сделала не раздумывая. И сделаю. Можно даже не сомневаться. В конце концов, я вовсе не обязана кого - то прощать за собственную смерть. Как за нее прощать не обязан и Кай. И раз уж мы решили повеселиться, то можно не сомневаться, что так оно и будет. Я бы смогла сделать это все и одна, но видеть, как кто - то испытывает от мести удовольствие  не меньшее, нежели ты, это прекрасно. И в  этом плане, в качестве тандема, мы с Паркером прекрасно подходили друг другу. А вот тех, кто был в нашем списке, оставалось лишь пожалеть. Хоть я этого делать и не собиралась.

Мне нравится запах и вкус их страха.

Это был совершенно обычный бар - по всей Америке таких сотни, если не тысячи. В помещении бара воцаряется тишина, нарушаемая только звуком льющегося в бокал пива, которое наливал замерший на вдохе бармен, и неравномерное гудение плохо работающих ламп. В самом помещении негромко играла музыка, что-то из рока, что на удивление подходило моему настроению. Вполне возможно, что именно это и оказалось последней каплей, мне действительно не хотелось сегодня излишнего внимания. Казалось, что все немногочисленные в данный час посетители затаили дыхание, в ожидании моих дальнейших действий. Никто из них на самом деле не знает, что я на самом деле. Но никто из них никогда не рискнет перейти мне дорогу, хотя бы потому, что я сорю деньгами направо и налево, и зачастую появляюсь в компании закоренелых преступников, которые едва ли не на коленях передо мной ползуют. Этим миром всегда правили деньги и сила. А у меня есть и то и то. На губах появляется широкая самовлюблённая улыбка, когда я едва заметно киваю, разрешая им расслабиться. Я пришла сюда не ради разборок, мне нужно было выпить и хорошенько подумать. Все мои мысли направлены исключительно в сторону моего бессмертного возлюбленного. Я знаю, что он получил мое сообщение, вот только как быстро он найдет меня, случится ли это в сегодняшнюю ночь. Натянутая струна в моей душе, подсказывала, что да. И от предвкушения встречи слегка подрагивали пальцы, заставляя меня сжимать кулаки и впиваться ногтями в мякоть ладони.

Они себе даже не представляют, кто уже идёт сюда.

Виски, — небрежно бросаю я бармену, устраиваясь за стойкой. Вокруг меня сразу образуется "мертвая зона". Несколько уже ранее сидящих посетителей или сразу же пересаживается или имитируют интерес в игре в бильярд или дартс. Мне все равно. Кладу на стол пару сотен и добавляю, — Бутылку лучшего и стакан, — вновь растягивая губы в улыбке уже более, можно сказать, дружелюбной. Парень мне нравился. Молчаливый, не навязчивый, исполнительный. Пару раз он уже оказывал мне незначительные услуги, которые я по тем или иным причинам хотела сохранить в тайне ото всех. Он быстро исполняет мою просьбу, ставя передо мной стакан, а после на моих глазах распечатывая новую бутылку дорогущего виски. Легким кивком головой отпускаю его и дальше выполнять свои обязанности, после чего делаю взмах рукой, покрывая стакан тонкой корочкой льда и создаваясь пару кубиков в самом стакане, после щедро наливаю себе янтарную жидкость и делаю глоток. Алкоголь уже давно не действует на меня в полной мере, но отчего-то успокаивает. Гораздо больше меня пьянит моя магия, и чем больше я ее использую, тем больше чувствую от нее зависимость, но остановиться уже не в силах.

Постепенно, остальные посетители в баре немного расслабились, вновь сбились в небольшие кучки по интересам - кто-то нашел себе развлечение на вечер около столов с бильярдом, кто-то уединился в уютных кабинках, третьи окружили автомат с музыкой, который отказывался работать вопреки их желанию по совершенно загадочным для меня обстоятельствам. Вскоре, та группа молодых и необузданных байкеров переместилась в сторону досок с дартсом и устроили небольшой турнир, результаты которого становились абсолютно непредсказуемыми потому что мне было скучно. Но моя поза так и не поменялась, я даже не повернула голову в их сторону, поэтому они списывали все на алкоголь. Минуты складывались в часы, но напряжение внизу живота не спадало. Он опаздывает, но он близко.

И самое время немного поиграть.

Дверь бара с раздражающим треском резко открывается, словно ее только что с огромной силой пнули, на что я с любопытством поворачиваю голову. Правая бровь непроизвольно выгибается, когда в помещение входит группа молодых людей, которым не более тридцати лет, в одинаковых жилетках с изображением дракона на спинах. Они мне не знакомы, это определенно не местная группировка. Отлично. А вот и моя пешка. Расправлю плечи и медленно разворачиваюсь на барном стуле, закидывая ногу на ногу и привлекая к себе внимание того, кто зашел первым. Мой взгляд безошибочно определяет в нем их главного. А когда он смотрит на меня, то нарочито медленно облизываю нижнюю губу, после резко разворачиваюсь и беру в руки бутылку, намереваясь плеснуть себе еще виски. В следующий момент, кто-то аккуратно забирает бутылку у меня из рук и медленно наливает янтарную жидкость в бокал, вызывая на моих губах маленькую усмешку, которую я успешно прячу за волосами, прежде чем не поднять на возмутителя спокойствия наигранно возмущенный взгляд изумрудных глаз, добавив в них немного приворота. Смертные уже давно не вызывали у меня ни капли жалости. Они заслужили всего того, что происходит с ними и их планетой - практически все сверхъестественные существа ушли в тень и готовят фееричный выход. Людей стоит поставить на полагающееся им место в самом низу пищевой цепочки.

- Что такая девушка, как ты, делает в таком отвратительном месте, как здесь? - низким соблазняющим голосом интересуется у меня мужчина, опираясь боком на барную стойку. Мне с трудом удается улыбнуться ему в ответ, потому что этот прием устарел еще с десяток лет назад. Еще бы про упавшего ангела сейчас сказал. Серьезно, откуда такие берутся? И неужели они думают, что подобное работает?

- Девушка скучает, неужели не очевидно? - я рассчитала все очень точно, медленно проводя пальцем по контуру бокала, медленно растягивая губы в соблазнительной улыбке и чуть прикрывая глаза. В то же время его громилы рассредоточились по помещению, вызывая у меня невольное восхищение их слаженными действиями. Ох, ребята, не в том месте, не в то время, не та женщина. Я уже слышу его дыхание на своей шее. Лучше бы вам бежать. Но слишком поздно.

- Что ты можешь мне предложить? - подношу к губам бокал с виски, все еще не отводя взгляда от глаз своей "жертвы" и не отпуская его. Он тонет в зеленом омуте и ничего не может с этим поделать. А тем временем, мои мысли заняты единственным важным во всем мире мужчиной для меня. Я уже не помню по какой причине мы расстались, но теперь она кажется мне очень глупой. Неужели я надеялась найти равного ему?

Оксана знает, что все они по краю ходят. Тёмный мир тянет к себе, протягивает щупальца и захватывают душу. Можно пытаться бегать от него, делать вид, что нет его, отворачиваться. Да куда денешься? Это не ревнивая девка, что следит за тобой из соседнего дома. Это целый мир, окрашенный в чёрный цвет. И ему, как и всем впрочем, кто к нему относится, ни жалость, ни прощение неизвестны. Смерть порою лишь начало всех тяжелых испытаний.
И всё же, в почти исчезнувшей душе есть масса своих особенных, ни с чем не сравнимых преимуществ. Да и кто откажется от вечности, цена которой жестокость, да убийство? Люди, обычные селяне и городские павианы и за меньшее то творят, не беспокоясь о том, что с душой после будет. Глупо их винить в обыкновенной человеческой природе.
А ведь она наполнена корыстью. Рождаются смертные с жаждой всех благ и умирая, продолжают о них думать. Оксана многих видела мертвецов в Тёмном мире и со многими свела знакомство. Можно было бы подумать, что после смерти, стоя на краю у входа в Ад, они жалели о собственном сребролюбии, да раскаивались в том, как с близкими поступали. Ведь говорят, что там, откуда не возвращаются обычно, раскрываются глаза, да истина становится важнее прочего.
Но нет. Всё также, как и при жизни, жаждут они для себя как можно больше благ, да некоторые ещё с ним умудряются торговаться. Словно есть цена, которая будет стоить вечных мук в Аду. Словно тот, кто может всё, поскупится на вилки  серебряные, да чаши золотые, оставшиеся у родственников мертвеца. Ему, в отличии от прочих, только две самые тонкие материи плохо подчиняются - смерть и жизнь.
И Оксана знает, сколь велико будет её наказание, если не исполнит она своего обещания. Посланная Чёрным Всадником прямёхонько в Ад, что угодно она была готова пообещать тому, чтобы только дал он ей спастись возможность. Только бы была у неё ещё одна возможность встретиться с любимым Николаем Гоголем. Ведь как несправедливо было променять вечное существование на одну лишь минуту с ним рядом? Да и не в объятиях вовсе, а на жертвенном алтаре.
В чем угодно можно винить бывшую мавку, но кто отказался бы спастись, будь у него подобная возможность? Разве люди, обычные смертные, величайшие умы и громкие благотворители, отказались бы от вечности, стоя у дверей в жаровню? Разве страсть к жизни не победила бы в них всё?
Да, Оксана пообещала убить  Тёмного, а взамен вернулась в Светлый мир. Да и не мавкой даже, мертвой девицей, обитающей в воде, а вполне полнокровной и живой девушкой, ни за что не отличить от всех тех, кого она встречала на балах. К тому же, чтобы больше шансов у неё было, а цена не показалась непомерно высока, были ей и способности дарованы, абсолютно ведьмовские. Кто ж откажется от того за одно, вроде бы, не такое уж сложное дело?
Слышала конечно девушка про то, как обломали свои зубки об Николая Васильевича очень уж крупные шахматные фигуры. Столичный следователь, которому сам чёрт - не брат, умный и раскованный. Чёрный Всадник, оказавшийся девицей, с виду молодой, да вполне влюблённой. Александр Христофорович Бинх, которому желали ныне "Царствия Небесного". И десятки ведьм и нечисти всех мастей, с коими боролось общество, в которое он вступил. Опасный противник, пусть того и не осознавал. На такого с голыми руками не пойдешь, да и бесполезно это. Жарится его отец в Аду вечно, а Николай Васильевич остаётся бессмертным. Горяча, да велика цена для вечной жизни.
На то собственно, у Оксаны и расчёт. Скажи ей кто, что папенька будет вечно в Аду мучиться, а она будет жить - ни минуты бы не сомневалась! Привёл в дом чёртову ведьму, да ещё не поверил ей, родной дочке о том. Пусть бы и горел он в жаровне вечно, зато Оксана бы ходила по земле.
Но увы, не было  у неё ни защитников, ни вариантов иных, кроме как подчиниться. Люто было осознавать, на что она согласие своё даёт, обещая умертвить Тёмного, да выбора не было. Казалось  в тот момент, что стоит очутиться на земле, как обязательно она что - нибудь придумает, найдет способ выкрутиться из ситуации, и Гоголя не убивая, и самой в Ад не шагая. А ей туда совсем никак было нельзя, особенно теперь, когда тот выжидал смерти Тёмного. Все муки Ада, обещанные в старых книгах, могли бы показаться цветочками.
Вот только не было у Оксаны, вернувшейся в мир живых, ни раскаяния, ни стыда. Подумаешь, какой-то там писатель Николай Васильевич Гоголь. Зато она жива, полнокровна, весела и даже вроде бы неплохо вписывается в славное светское общество в Петербурге. Кто бы мог подумать, что так подойдет оно обычной дочери мельника, умершей больше тридцати лет назад?
- А у меня сюрприз для Вас, Яков Петрович. Улыбается девушка нежно, приобнимая следователя со спины. Знает, что не любит он этих нежностей всех "телячьих", но поделать с собой ничего не может. Такая уж у неё натура, страстная и чувственная одновременно. Любит так любит, ненавидит, так  ненавидит, с пламенем и глубинами всех вод.
А сердце её сейчас безраздельно ему принадлежало, как самому близкому другу и советнику в этой жизни, для неё пока не совсем привычной. Пусть она освоилась в ней хорошо, с каждым днём всё увереннее себя чувствуя, но разве ж было обойтись без того, кто поддержит, да выслушает? Защитит беззащитную девушку в обществе наглых и своевольных мужчин, в конце концов?
Нет конечно, она и сама о себе всегда могла позаботится. Тех, кто раздражал - на дно, а сейчас можно было и похитрее что - то придумать. Вот только, такова женская натура, что ищет всегда того, кто сильнее её, на кого опереться можно. А Яков Петрович он... С самого возвращения её практически был рядом. И кто бы знал, к чему приведёт одна почти случайная встреча на одном из званых вечеров?
Оксана помнила его появление в их деревне, несомненно. Редкая птица в красном пальто, да ещё с манерами, которых у местных было не встретить. Держался величаво, всех местных на место поставил, за халатность, да распущенность. Голосом обладал зычным, да походкой самоуверенной - мечта, а не мужчина. Редкий франт на фоне деревенских грязнуль.
Но не дрогнуло тогда сердце скучающей мавки, желающей лишь одного - чтобы покинули их чужаки, взбаламутившие родные места. Принесли пользу убийством Ганны  и то хорошо. Но проблемы никому из них не были нужны, без столичных штучек со всем могли справиться. Всадник охотился только раз в тридцать лет, да и то, на живых, а не мёртвых. Какое дело мавке могло быть до них?
Изменилось только всё по её возвращению. Сверкал Петербург всеми гранями своими, да невиданными богатствами, а Гуро оказался хорошим для Оксане другом. Кто бы мог подумать, что пробьёт мужчина путь в её сердце, да и поселится там надолго? Полюбила его теперь девушка, да жизни представить не могла своей без Якова Петровича. К кому ещё обратиться с советом поздним вечером? Кто успокоит все бури в мятущейся душе?
- А точнее говоря, огромная тайна. Улыбается Оксана, отпуская Гуро и подходит к столу, парой глотков, очень стремительно  осушая бокал, наполненный вином. Жажда замучила её после путешествия в тёмный мир, куда и заглядывать лишний раз живым не стоит. Но ещё больше мучила жажда откровений.
Сколько сил она приложила для того, чтобы узнать то,что её интересовало. Со сколькими встретиться пришлось, да сколько тёмных книг прочитать, чтобы узнать желаемое. Не будь она отныне ведьмой, а оставайся простой мавкой, ни за что бы ей не вызнать секрет, что искала. Много сил приложила она для того. Вот только, хоть и неслась со скоростью ветра в дом Якова Петровича, делиться с ним сразу не спешила. Пусть сыграет чуть по её правилам. Не всё же ей преданно в глаза его заглядывать, да делать как он велит.
- Скажите-ка мне, Яков Петрович. Скучали дни, что меня не видели? Улыбается обворожительно Оксана, застыв от следователя неподалеку. Знает, что может раздражить его подобными вопросами, но ничуть от того не мучается совестью. Много сил она в конце концов потратила для того, чтобы вызнать рецепт бессмертия для него. Так разве не имела права на толику тёплых чувств от него? - Или на других девиц заглядывались, про меня позабыли? Шутит конечно, только для того, чтобы отрицал. Не дай дьявол согласится, разорвёт она его тогда на части. И ни за что не поделится вечной жизнью. Не для них, светских дамочек Петербурга, столько сил она потратила, чтобы его отдать. Пусть будет вечным и бессмертным, но её. В конце концов, секрет бессмертия только у неё в голове. А рецепт исполнения лишь в её руках. Трудно это будет сделать, Оксана не сомневается. Но на что не пойдешь ради любимого Якова Петровича?
- А может, не сообщать вам никакой тайны, сохранить её в себе? Делает вид, что задумывается бывшая мавка, почти всё уже для себя решив. Но пусть помучается интересом прежде, чем узнает. А коли всё равно ему, так и не её проблемы в том. Отложит она это на некоторое время. Которое, слава дьяволу, всё ещё ждёт.
- Решено! Улыбается Оксана широко, разглядывая следователя. Хорош, как и всегда. И пусть время близится к полночи, на лице его не так уж много следов усталости, а быть может, просто она разглядеть не может. Да и не всё равно ли это? Пусть подтвердит свою симпатию к ней, а она ему всё расскажет. И может быть, месяца через два, когда с Лизой они сделают первые шаги, примутся они к приготовлениям. Бессмертие в конце концов штука не быстрая. Совсем не смерть, что всегда поджидает за углом.
- Открою вам тайну, Яков Петрович, если скажете, что ко мне не безразличны. Любит Оксана наседать, нападать со своими чувствами. Уверена к тому же, что всё оно так и есть - ну с чего бы иначе Гуро столько времени с ней рядом проводить? Пусть его чувства может быть, не так сильны, как её, но это дело времени и привычки. А уж она, можно быть уверенным, расстарается ради этого, всё сделает, чтобы он её полюбил. К тому же, целая вечность у него для того будет. Или нет, если к ней равнодушен.
- Ну же,  Яков Петрович. Ответьте мне и может быть,  я вам открою тайну, что узнала. Не любит следователь ультиматумов и шантажа, всем известно. И Оксане, привыкшей уже к его привычкам, и повадкам, в том числе. Но как можно отказать себе в удовольствии поиграть, побаловаться с тем, кто во всём предпочитает серьёзность? Особенно, именно у тебя в руках когда козырные карты. Пусть в их тандеме во всём ею руководил он, но и она была всё-таки не промах. Вызнала, как обычного смертного превратить в бессмертного без сделки с  дьяволом и жарящегося в Аду отца. Разве не хороша?